Юноша проснулся от веселого щебетания ранних птичек. Открыв глаза, он глубоко вдохнул свежий утренний воздух и поднялся на ноги. Все, что вчера внушало ему страх и чувство безнадежности, изменилось до крайней степени, представ перед ним новым (возможно, долгим и трудным, но желанным) путем, ведущим к невероятным достижениям, которых так жаждала его душа.
По дороге он заметил старую полуразвалившуюся гробницу, на которой были высечены имя усопшего и изображение самого атлета. Местами оно было стерто, но, несмотря на это, было видно, как древний художник в свое время весьма удачно начертал изгибы мужской фигуры, воссоздав идеальные пропорции человеческого тела.
«Вот как надо работать! Да, это именно оно! То, что я искал здесь! Какие-то незначительные штрихи, правильно выбранная поза – и он уже готовится к прыжку! Этот атлет просто идеален! – мысленно восклицал Леонидас в сердцах. – Вот, именно здесь, при любовании этим произведением возникает вопрос, который так мучает меня!.. Почему же нельзя воссоздать то же самое, но в натуральную величину? Зачем доказывать и без того очевидное, что статуи, скульптуры состоят из камней?! Ведь возможно сотворить из них нечто иное, открыв, изучив, продемонстрировав другую сторону их жизни! Да, да, именно жизни, а не пустого мертвого существования!»
Оставив попытки пробраться на другую часть кладбища, он поспешил покинуть его. Спеша, волнуясь из-за своих переживаний и мыслей, юноша выбежал через каменные ворота, которые были украшены изображениями сцен из жизни богов Олимпа, и всего лишь на миг обернулся, устремив взгляд на фигуру раскинувшегося на их верхушке великого Зевса. На его громадных руках и ногах виднелись крошечные детские фигурки, что символизировало людей, которых он создавал, охранял, наказывал, помогал, забирал к себе.
– Хвала Зевсу, хвала Зевсу, хвала Зевсу! – три раза повторил Лео, вглядевшись в суровое лицо Бога всех Богов своего народа. – Знаешь, я отличаюсь от всех других людей, за что выражаю тебе свою благодарность! Леонидас из Аргоса воплотит в жизнь то, для чего ты послал его на землю, о великий царь Олимпа! – с гордостью прибавил он.
Непоколебимое выражение лица каменного Бога придало ему еще бόльшую уверенность – так что Леонидас ощутил себя таким же гигантом, как те ворота, от которых он еще некоторое время не мог отвести своего упорного взгляда.
Юноша наконец-то понял, как начать то, что он задумал…
Глава вторая
– Это наваждение какое-то, Филомела! Ты что, окончательно сошла с ума?! Стала такой же безумной, как тот сумасброд, сын той распутницы! Одумайся же, наконец, ну что в нем есть такого, чего ты не можешь найти в других? Тебе же замуж давно пора, глупая, а он никогда на тебе не женится! Даже если и решится, так я тебя за него не отдам! Слышишь, Филомела?! Этому не бывать! – гневно кричала полуседая женщина в белом ночном хитоне – длинном одеянии, свисающем бесчисленными складками ниже пояса.
– Как ты можешь подобным образом отзываться о Леонидасе, матушка?! Как не стыдно! – обиженно воскликнула юная худенькая девушка, стоявшая перед ней. Укоризненно покачав головой, она подошла к окну и отдернула занавесь.
– Я не согласна с тобой, матушка! Он очень талантлив и совсем скоро станет известным! – пристально вглядываясь в окно соседнего дома, с уверенностью в голосе произнесла Филомела.
– Леонидас, Леонидас! – раздраженно проговорила женщина. – Нашла на нашу несчастную голову голодранца! Ну-ка, отойди от окна, упрямая девчонка! – прикрикнула она на дочь.
– Не отстану я от него, матушка, нет! И перестань называть его так! Я не позволю тебе этого! – неожиданно для матери сердито вскричала Филомела и, поспешно накинув на плечи розового цвета хлайну – тонкий плащ с неимоверно пышными складками, – выбежала из дома.
Мать не успела ее остановить. Ошеломленная дерзким поведением дочери, женщина лишь всплеснула руками.
Та же побежала к дому, манящему ее своим странным жителем, прямо на бегу пытаясь собрать непослушные светло-русые волосы в узел на затылке.
– Он не ночевал дома, точно не ночевал! Где же он был тогда?! – прошептала девушка, остановившись у старой, пахнущей гнилью деревянной двери.
Громко постучав в нее, Филомела отошла, нервно потирая влажные от пота руки. Дверь открылась, и на пороге показался старик – владелец дома, комнаты в котором сдавали бедным студентам его сын и невестка. Было очевидно, что он недавно проснулся, так как еще не успел (или же позабыл) снять с головы белый войлочный колпак.
– Никого нет! Прислуга на рыночную площадь пошла, а эти, – указал старик на что-то сзади, – поехали в Афины поглазеть на состязания атлетов. Меня оставили здесь, неблагодарные люди! Я что, обязан сторожить этот дом?! – размахивая руками, начал ворчать он.
– Я… я всего лишь хотела спросить! – опустив голову, нерешительно пробормотала девушка.
– Что ты там тявкаешь, как собачонка?! – подойдя к ней ближе и подтолкнув ее кулаком в плечо, скрипучим голосом выговорил старик.
Филомела испуганно попятилась назад.
– Леонидас! Мне надо увидеть его… Меня матушка послала! – наконец-то решилась выговорить она более внятно и в тот же миг почувствовала, как выдуманная ею ложь проявила себя алой краской на ее щеках.
– Девчонка без стыда! – завизжал старик. – Распутница! К мужчинам бегаешь, да?! В костер бы тебя закинуть, чтобы сгорела заживо! Да еще при всем народе, чтобы и другим, таким же, как ты, неповадно было!
Филомела вскрикнула от произнесенных оскорблений. Она оглянулась по сторонам в надежде на то, что никто не услышал обвинений старика. Он же, шагнув к ней, замахал кулаками прямо над ее головой. В это мгновение кто-то сзади обнял девушку за талию и быстро оттащил ее от взбесившегося старика.
– Фили, – послышался низкий хриплый голос, – что здесь происходит?
Обернувшись, Филомела бросилась к юноше на шею и затряслась от рыданий.
– Чего ты разошелся, кириос?! – обняв девушку, прикрикнул на старика Леонидас. – По какой причине ты обижаешь ее? Уймись сейчас же!
– Замолчи, сирота, оборванец! Вот дождешься, что выгоню тебя из этого дома! Будешь спать на улице! Сгниешь, сгниешь на моих глазах вместе со своей блудницей! – изрыгая слюну из беззубого рта, закричал в ответ старик.
– Пойдем отсюда, – шепнул Филомеле на ухо юноша, не обращая на мужчину никакого внимания.
Они торопливо зашагали от дома, не оборачиваясь на громкие ругательства старика, который, по всей видимости, собирался возмущаться и проклинать все на свете до самого вечера, дабы заполнить хоть каким-то смыслом свою безнадежно пустую жизнь.
Дойдя до развалин древнего храма, молодые люди остановились. Леонидас кое-как расчистил ступеньки, ведущие к главному входу разрушенного землетрясением старого сооружения, и помог девушке сесть, заботливо придерживая ее за руку.
– Ты все еще не рассказал мне о том, где был минувшей ночью! – сжав пальцы юноши, настойчиво вперив свой взгляд в его глаза, обиженно произнесла Филомела.
В ответ Леонидас удивленно поднял брови.
– Фили, маленькая Фили, разве разрешено благочестивой девушке задавать мужчине подобного рода вопросы? Как это могло случиться, что твоя мудрая матушка не научила тебя этому? – весело подмигнув ей, юноша покачал головой.
– Не смей дразнить меня, Лео! Отвечай! – вскочив с места, звонко прокричала она. – Неужели ты намекаешь на то, что ходил в непристойные места?!
– Это какие такие непристойные места ты имеешь в виду? И что вообще это слово означает? Для каждого человека есть своя оценка того, как нельзя поступать, ровно как и того, как можно! – с невозмутимым видом произнес он, все еще улыбаясь.
– Не строй из себя философа, Леонидас! Хватит уже с меня! Я ухожу, и не думай меня останавливать! Не желаю более слушать весь этот бред! – негодовала охваченная ревностью девушка.