– Привет, Роберт.
– Так и знал, что именно вы явитесь меня искать.
– Это почему же?
– Потому что это ведь всегда вы, разве не так? – Он поднял стакан и опрокинул в рот коричневатую жидкость. – Он мертв?
– С час назад я разговаривала с больницей. Его оперируют. Есть надежда.
– Надежда…
Это слово словно просочилось у него между губами. Элизабет увидела сомнение и сожаление, – но и еще что-то, что-то темное и мутное. Попыталась определить, насколько Стрэндж пьян, но он всегда был тихим, угрюмым алкашом.
– Вы знаете, почему в вашего сына стреляли?
– Шли бы вы лучше отсюда, детектив.
– В него стреляли, когда он пытался убить Эдриена Уолла. Вы достаточно трезвый, чтобы это понять? Он ждал возле тюрьмы. Четырнадцатилетний мальчишка с заряженным стволом в руках.
– Не произносите при мне имя этого гада.
– Где вы находились, когда все это произошло?
Он опять поднял было стакан, но она перехватила его руку.
– Откуда у него этот ствол?
– Отдайте стакан.
– Отвечайте на вопрос!
– Можете вы, черт побери, хотя бы разок заняться каким-нибудь собственным делом?
– Нет.
– Это же мой сын, неужели непонятно? Почему вы лезете в самую середину? Почему вы всегда лезете в самую середину?
Это была постоянная тема их разногласий. Элизабет представляла собой неотъемлемую часть жизни Гидеона. Роберту это было не по вкусу. Глядя на него теперь, Элизабет внимательно рассматривала яркие глаза, вздувшиеся вены. Его руки выкручивали горлышко бутылки, словно это было ее собственное горло.
– Это вы дали Гидеону револьвер?
– Да господи…
– Вы тоже желали Эдриену смерти?
Он повесил голову и запустил пальцы в сальные волосы. Элизабет не сводила взгляда с тяжелого подбородка, с покрытого паутиной красных сосудиков носа. В каких-то тридцать девять лет Роберт выглядел полной развалиной. При всем чувстве горечи и сожаления было легко забыть, что на самом-то деле перед тобой еще достаточно молодой человек, сердце которого разбито после смерти красавицы-жены.
– Вы были в курсе, чем занимался ваш сын? – более мягко спросила она. – Вы знали, что у него есть револьвер?
– Я думал…
– Что вы думали?
– Я был пьян. – Он с силой потер глаза. – Я думал, это мне просто приснилось.
– Это вы о чем?
– Гидеон с револьвером в руке. – Роберт помотал головой, черные волосы блеснули в тусклом свете подсобки. – Он взялся откуда-то из-за телевизора. Но такое ведь могло только присниться? Револьвер, появляющийся из телевизора… Это не могло быть по-настоящему.
– Это был ваш револьвер, Роберт?
Его рот оставался плотно закрытым, так что она нажала посильней.
– Вы знали, что Эдриен Уолл сегодня выходит из заключения? – Стрэндж поднял взгляд, а глаза его так внезапно порозовели и выражали такое потрясение, что Элизабет уже заранее знала ответ. – Господи, ну конечно же знали.
– Это был просто сон. Так ведь? Как это могло быть на самом деле?
Он зарылся лицом в ладони, и Элизабет, уже все понимая, выпрямилась.
«Он и впрямь думал, что это просто сон?»
«Или какая-то часть его все-таки знала?»
Та часть его души, которая сейчас и заставила его пролить слезы. Та часть, которая считала, что все это происходило на самом деле, и решила не звонить копам, та часть, что желала смерти Эдриену Уоллу и предпочла предоставить сыну проделать всю грязную работу.
– Мой мальчик жив? – Стрэндж поднял на нее покрасневшие глаза. – Прошу вас, скажите, что это так!
– Да, – произнесла она. – Двадцать минут назад он был еще жив.
Тут Стрэндж окончательно сломался и начал всхлипывать в голос.
– Я хочу, чтобы вы поехали со мной, Роберт.
– Зачем?
– Потому что, как бы это ни было мне ненавистно, Гидеон вас любит. Вы должны быть там, когда он придет в себя.
– Вы отвезете меня?
– Да, – сказала Элизабет, и он поднялся, беспомощно моргающий и испуганный, словно заведомо обреченный на что-то ужасное.
6
Доставив Роберта Стрэнджа в больницу, Элизабет пристроила его в комнате для посетителей в том же коридоре, где находились операционные. Коротко переговорив с одной из медсестер, вернулась туда, где оставила его.
– Гидеон по-прежнему в операционной. Хотя вроде все пока ничего.
– Это точно?
– Точнее не бывает. – Выудив из кармана двадцать долларов, Элизабет бросила их на стол. – Это на еду. Не на спиртное.
Ирония ситуации заключалась в том, что ей самой жутко хотелось выпить. Она страшно устала и чувствовала себя высосанной до последней капли, и впервые за всю свою взрослую жизнь вдруг ощутила, что не хочет быть копом. Но что взамен?
Какая-то другая работа?
Тюрьма?
Сидя за рулем, Элизабет чувствовала, что это вполне реально. Полиция штата. Взятие под стражу. Может, как раз по этой причине она и поехала в управление самой длинной дорогой. Может, как раз потому и опоздала.
– Да где тебя черти носили?
Бекетт поджидал у входа – галстук ослаблен, лицо краснее обычного. Заперев машину и двинувшись к дверям, Элизабет машинально бросила взгляд на окна на втором этаже.
– Что с Эдриеном?
– Свободен, как птица.
Бекетт пристроился за ней, заметно сдувшись от ее уверенного спокойствия.
– Где он?
– Когда я последний раз его видел, шел пешком по дороге. Как Гидеон?
– Все еще в операционной.
– Ты нашла его папашу?
– Он уже в больнице.
– Бухой?
– Угу.
Оба избегали очевидного. Бекетт подобрался к нему первым.
– Они тебя ждут.
– Те же самые?
– Другие.
– Где?
– В конференц-зале.
– О господи…
– Ну да, знаю.
Конференц-зал располагался рядом с помещением для инструктажа и имел стеклянную стену. А значит, сотрудники полиции штата хотели, чтобы она оставалась у всех на виду. Хотели, чтобы все коллеги ее хорошо видели.
– Похоже, что за нас решили взяться всерьез.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, они вошли в помещение для инструктажа. Разговоры тут сразу же стихли, и все уставились на них. Элизабет явственно ощущала недоверие и осуждение, но постаралась отключиться. Да, отдел поджаривали по полной программе. Газеты словно с цепи сорвались, и множество народу затаили злобу. Элизабет прекрасно все это понимала, но не всем приходилось входить во тьму и делать трудный выбор.
Она знала, кто она такая, и в себе не сомневалась.
Хотя копы в конференц-зале были полными чужаками. Элизабет увидела их через стекло – оба значительно старше ее, суровые и неприступные. Оба при оружии, со значками штата, они пристально смотрели на нее, пока она лавировала между письменными столами.
– Капитан! – Остановилась возле Дайера, застывшего в ожидании у самых дверей. – Это ведь не те же самые следователи.
– Гамильтон и Марш, – подтвердил Дайер. – Слыхала про них?
– А должна была?
– Это натуральные головорезы, Лиз, политизированные и результативные. Не советую с ними расслабляться.
– Не буду.
– И все же ты без адвоката…
– Верно.
– Он говорит, что ты с ним так до сих пор и не встретилась, на звонки не отвечаешь, не перезваниваешь…
– Да все нормально, Фрэнсис.
– Давай все перенесем и вызовем адвоката. Скандал беру на себя.
– Я уже сказала: все нормально.
Элизабет прикоснулась ладонью к его щеке, после чего открыла дверь и вошла внутрь. Оба следователя стояли у другого конца длинного стола. Один легонько барабанил пальцами по полированному дереву; другой скрестил руки на груди.
– Детектив Блэк, – начал тот, что повыше ростом. – Я специальный агент Марш. А это специальный агент Гамильтон.
– Да мне все равно, кто вы такие. – Выдвинув стул, Элизабет решительно уселась.
– Очень хорошо. – Тот, которого звали Марш, тоже сел. Другой слегка выждал и последовал его примеру. Ни единого доброго взгляда, оба не смягчились ни на миг. – Вы понимаете, почему у вас есть право на адвоката?
– Давайте просто перейдем к делу.
– Очень хорошо. – Марш подтолкнул к ней по столу бланк с перечислением ее прав по правилу Миранды[13]. Элизабет без единого слова подмахнула его, и Марш затолкал его в папку. Потом поднял взгляд на Дайера и махнул на свободный стул. – Капитан, не желаете присесть?