– Здрав будь, Ярополк! – обрадовалась охотнику Маришка, дочь самого богатого боярина села Углич, где младший княжич продавал больше всего шкур. Нужно признаться, как раз из-за неровно воздыхающей по парню молодой боярышни. Она была единственной дочерью, не считая старшего брата, и батюшка ей ни в чём не знал отказа. Не то чтобы Тверд мечтал с ней столкнуться и искал встречи, но упускать возможность быстрее избавиться от товара и вернуться в хижину – приятно грела душу.Тем более, вот-вот холода настанут, да снег выпадет. По ночам уже морозит, иней землю сцепляет.
– И тебе не хворать, Маришка! – кивнул охотник. Сегодня как раз был базарный день. Младший княжич на прилавке раскладывал принесённые на продажу шкуры, делая вид, что не замечал боярышню, прислонившуюся к бревенчатому столбу, подпирающему ветхую крышу длинного ряда раздельных прилавков.
– А ты волчью шкуру привез? – не унималась девица, глазами следя за размеренными движениями Тверда. – Батюшка обещал мне шубу, – без хвастовства, но чтобы напоминать о себе.
Тверд молча выложил перед боярыней серую шкуру. Волк был крупный и матёрый.
– Вот хороший мех. Но к нему бы я ещё вот эти предложил, – чуть в связке шкур покопошился и выудил две – волков потемнее. – На отделку пойдут и на жилет хватит.
– Яр, ты и правда сам их убиваешь? – испуганно, но вместе с тем восхищённо прошептала Маришка. Тверд недовольно поморщился – обожание в серо-зелёных глазах боярышни раздражало.
– Сам, – отрезал безлико, вновь занявшись шкурами.
Зазвенели монеты.
– Держи, – чуть подавленный голос Маришки резанул по совести. Девчонка хорошая, просто приставучая. Да и выручает тем, что скупает много, даже если не нужно… – Хватит? – с надеждой заглянула в лицо, а на её так и читалось: «Ну же… Заговори, предложи!».
– Пойдёт, – шмыгнул носом, сворачивая покупку туго и верёвкой сцепляя.
– Яр, а давай после ярмарки сходим куда-нибудь, – робко подала голос, краснея от собственной решительности.
– Это ещё зачем? – нахмурился Тверд.
– Погуляем, – смутилась Маришка.
– Ага, – хмыкнул иронично младший княжич, -и ежелио том прознает твой батюшка, он будет не против?..
Маришка заметно сникла, в глазах обида и растерянность застыли.
Слава об охотнике в Угличе ходила разная. Кто-то молвил, что из него вышел бы жених отменный для местных девиц – серьёзен, спокоен, молчалив, обособлен, охотник знатный. Стало быть мужем хорошим станет, отцом. Потому девицы и матери их приценивались, приглядывались. Другие же шептались, что поганец уже не одну девицу попортил. Какая глупыха с ним встретится, потом слёзы жалостливо льёт и не потому, что руку поднял, словом обидел или принудил к чему-то непотребному, а потому, что влюблялись без оглядки… А он – один раз погуляет, а потом внимания не обращает, будто незнакомы вовсе.
Эх, столько разбитых девичьих сердец в одном селе отродясь не бывало! А девицы, зная о славе охотника, всё равно липли, стоило ему появиться на улице.
***
– Тверд, – поучал его Богдан, – женщины нужны нам не только для души, но и для здоровья. С ними можно познать много интересного, и твой возраст позволяет тебе перешагнуть эту грань. Только слишком уж породистых не порть, чтобы потом проблем не было с их отцами, – не требовал, а глубиной мудрости своего возраста советовал наставник. – А может скоро влюбишься… – задумчиво поглядывая на Тверда, будто сам с собой разговаривал Богдан, при этом ловко иглой управляясь – чиня дублёнку к зимним морозам. А стужа в этих местах знатная, вьюги дикие, снега буйно-разухабистые.
– Отец, прошу, – недовольно качнул головой Тверд. Младший княжич точно знал, что не влюбится никогда и ни за что! Ошибки кровного отца не совершит. Это уж точно! Влюбиться, чтобы потерять?.. Или влюбиться, чтобы испытать горечь предательства? Нет! Это точно не для него. Да и о любви, нежности, ласке толком не ведал – неоткуда было знать. Воспитан в суровых условиях, в мужском братстве… С младенчества не познал материнской любви. Ни нянек, ни служанок…
Потому запала в душу обида на молодую жену Радомира.
С ней и жил. С такими мыслями и с девицами отношения строил. А рассуждения наставника ставили в тупик и огорчали. Страшили… Тверд всячески избегал чувств, сильных эмоций и привыкания. То, что плоть требовала – научился быстро смекать, в прочем и как утолить ту жажду. Благо, девицы разные попадались. А вот углубляться и желать большего, чем снятие напряжения, ублажения мужского желания – не тут-то было!
– Знаешь, что делает девица, которая любит? – как-то вернувшись из Угличей, поинтересовался у наставника, глядя на костер. Богдан задумчиво мотнул головой. Тверд усмехнулся: – Да ничего особенного! Она просто отдаётся, несмотря на положение, возраст, внешность. Этим и исчерпывается её любовь, ведь она больше ничего подарить не может, – самого коробило открытие, но оно засело в голове и разъедало душу пуще обычного. – Только тело. Оказывается, все бабы одинаковые…
– А мужчина? – сухо уточнил Богдан, не сводя узких глаз с подопечного.
– А что мужчина? – нахмурился Тверд, подбрасывая веток в костёр, – жизнь мужчины – жизнь его духа! Каков дух, таково и тело! – задумчиво почесал подбородок. – Захочет дух полюбить – полюбит и тело, доставляя удовольствие обоим. Не захочет дух любви – тело доставит удовольствие только себе.
– Тебе не нравится доставлять удовольствие женщинам? – поразился Богдан. – Нравится причинять им боль?
– Я не люблю причинять боль слабым и глупым существам, – дёрнул плечом Тверд и насупился сильнее, – но и стараться ради гусыни не намерен. Чего жаждет моё тело, то я и делаю. А нравится девицам али нет, меня не волнует.
– А Маришку? – улыбнулся в седую бороду наставник. За последнее время он очень сдал. Некогда смоляные волосы и борода – посеребрились, на лице всё больше залегло морщин.– Почему же ты её не трогаешь? – не пытался уколоть или подцепить, наставник ковырялся в сути и выискивал истину. И откуда он обо всём ведал? Ведь в Углич с Твердом наставник ни разу выходил. – Она готова подарить тебе самое дорогое, что у неё есть…
– Маришка хорошая, – нехотя признался младший княжич и скривился собственным словам. – Не хочу копнуть глубже и обнаружить гниль. Не хочу разочароваться ещё и в ней… Пусть будет мне сестрой, а не женщиной на раз, – отрезал, вставая и всем своим видом показывая, что не желал продолжать разговор.
– Мда, – кривой усмешкой всё же поддел его наставник, – а взгляд тебя выдаёт. Может,будешь честным хотя бы перед самим собой? – в спину уходящему к хижине Тверду, но не оглядываясь – кидая через плечо.
– Отец, – опасливо качнулся голос младшего княжича, Твердомир затормозил на подступе к ступеням, – не лезь не в своё дело!
– Я тебя услышал сын, – примирительно кивнул Богдан, – просто бывают такие сложные моменты, когда жажда плотского оказывается сильнее рассудка. Страсть. Животная, необузданная, неуёмная… Что будешь делать, если она тебя настигнет?
– Страсть я уже научился тушить. И ни разу ещё не оказалась она неуёмной… – упирался княжич, рассудив по своему житейскому опыту.
– Так то просто похоть, – мягко пояснил наставник. – А я про ту, что съедать изнутри будет. Разум травить. Кровь кипятить, да сердце разрывать. Про ту, которая ломать будет, крутить… сводить с ума…
– Не нужна мне такая, – дрогнул голос Тверда. Впервые княжич испугался услышанного. Уж лучше в бой супротив дюжины воинов, супротив нечисти или зверя лютого, чем вот так… подыхать от чувств и желания. И к кому? К бабе? Они все! Все как одна – лживые! Ну уж нет! Ежели и случится такое повстречать, уж он-то обуздает плоть, совладает с дурными наклонностями, глупыми порывами, не позволит себе погубить собственную душу и сердце.
– Сказал же – не будет в моей жизни женщины, которая станет дорога. Значит не будет! И точка! – поспешил ретироваться, дабы не продолжать разговора, который всё больше загонял в ловушку.