Неподалеку от Сарова жили брат с сестрой, дворяне-помещики Михаил Васильевич и Елена Васильевна Мантуровы. Михаил Васильевич долго служил военным в Лифляндии и женился там на лютеранке Анне Михайловне Эрнц. Но затем серьезно заболел, ушел в отставку и поселился в своем имении. Он был старше сестры, Елены Васильевны, светской и веселой девушки. Жизнь обоих сложилась совершенно по-разному.
Лучшие доктора затруднялись определить причину недуга М. В. Мантурова. Ему становилось все хуже, медицина не помогала. Оставалось обратиться за исцелением к Господу, и он поехал в Саров. В келью старца-затворника ввели его под руки. Он привычно помолился, и батюшка отец Серафим вышел и задал вопрос: «Что пожаловал, посмотреть на убогого Серафима?» Мантуров упал ему в ноги и стал слезно просить старца об исцелении. Тогда Преподобный спросил его трижды: «Веруешь ли ты Богу?» И, получив также трижды в ответ самое искреннее уверение в вере в Бога, старец сказал ему: «Радость моя! Если ты так веруешь, то верь же и в то, что верующему все возможно от Бога, а потому веруй, что и тебя исцелит Господь, а я, убогий Серафим, помолюсь». Затем он посадил Михаила Васильевича близ гроба, стоявшего в сенях (этот гроб он сделал сам и хранил «для памяти смертной»), а сам пошел в келью, откуда скоро вышел, неся с собою святой елей. Он приказал Мантурову обнажить ноги и произнес: «По данной мне от Господа благодати я первого тебя врачую!» Отец Серафим помазал ноги Михаилу Васильевичу, затем вынес из кельи большое количество сухарей, всыпал ему их в фалды сюртука [25]и приказал отнести это в гостиницу при монастыре. Мантуров не без страха послушался, но затем, осознав, что с ним сотворили чудо, почувствовал и радость, и ужас. Ведь недавно он не мог передвигаться без посторонней помощи, а теперь чувствовал себя совершенно здоровым, да еще тащил в карманах целую груду сухарей. Он снова бросился в ноги отцу Серафиму, благодаря его, но великий старец поднял Михаила Васильевича и строго сказал: «Разве Серафимово дело мертвить и живить, низводить во ад и возводить? Что ты, батюшка! Это дело Единого Господа, Который творит волю боящихся Его и молитву их слушает! Господу Всемогущему, да Пречистой Его Матери даждь благодарение!» – после чего отпустил посетителя домой.[26]
Вскоре Мантуров заметил, что начинает забывать о своей ужасной болезни, и решил еще раз съездить к отцу Серафиму – попросить благословения. Но как только он зашел к Преподобному, то услышал: «Радость моя! А ведь мы обещались поблагодарить Господа, что Он возвратил нам жизнь-то!» Михаил Васильевич удивился прозорливости старца и ответил: «Я не знаю, батюшка, чем и как; что же вы прикажете?!» Ответ батюшки поразил и испугал: «Вот, радость моя, все, что ни имеешь, отдай Господу и возьми на себя самопроизвольную нищету!» Однако ослушаться Михаил Васильевич не посмел, хотя и подумал тогда о молодой супруге, не приспособленной к жизни в нищете пусть и добровольной, но ради совершенного пути в Царство Небесное… Отец Серафим, поняв о чем он думает, продолжал: «Оставь все и не пекись о том, о чем ты думаешь; Господь тебя не оставит ни в сей жизни, ни в будущей; богат не будешь, хлеб же насущный все будешь иметь». Тогда Михаил Васильевич горячо ответил: «Согласен, батюшка! Что же благословите мне сделать?» Но великий мудрый старец, желая испытать пылкого Мантуров, ответил: «А вот, радость моя, помолимся, и я укажу тебе, как вразумит меня Бог!» Они расстались, как друзья и самые верные слуги Дивеевской обители, избранной Царицею Небесною Себе в земной жребий. Благословленный старцем Михаил Васильевич продал свое имение, крепостным дал свободу и часть денег потратил на покупку пятнадцати десятин земли в Дивееве[27] – там, где указал ему святой. Отец Серафим строго-настрого наказал эту землю никому не продавать и не отдавать, а после своей смерти завещать Дивеевской обители. На этой-то земле Михаил Васильевич поселился вместе с женой Анной Михайловной. Над ним насмехались друзья и знакомые, а супруга, которая, хотя и была доброй женщиной, его упрекала, так как оказалась совсем не готова к духовным подвигам и к бедности. Остаток жизни Михаил Васильевич Мантуров терпел унижения, но переносил их кротко и смиренно с помощью необычайной веры к Богу и по искренней любви к святому старцу, как бы предав всего себя и всю свою жизнь в руки отца Серафима. Со временем Михаил Васильевич стал самым близким другом и верным учеником Преподобного. Батюшка поручал ему одному все, что касалось устройства Дивеева. Об этом было всем известно, и люди чтили Мантурова как распорядителя самого отца Серафима.
С сестрой Михаила Васильевича, как повествует «Летопись» Серафима (Чичагина), приключилось еще более удивительное происшествие, также повлиявшее на создание и развитие будущей Дивеевской обители. Елене Васильевне Мантуровой в 1822 году было 17 лет, и она была помолвлена с молодым человеком, которого искренне и горячо любила. Но вдруг, по непонятной ей самой причине, она неожиданно отвергла жениха, а жизнь и характер ее в одночасье изменились самым странным образом. Свадьба расстроилась, а любовь к светской жизни и неуемная жажда веселья и забав пугали родных и не предвещали ничего хорошего. О духовном Елена Васильевна, конечно, не помышляла – до одного происшествия. По дороге на похороны деда девушка испытала очень сильное потрясение. Выходя из кареты на почтовой станции, чтобы выпить чаю, она испугалась чего-то до такой степени, что потеряла сознание. Ее горничная, решив, что барышня умирает, сказала: «Не позвать ли вам священника, барышня?» – и несколько раз повторила этот вопрос. После этого Елена Васильевна начала приходить в себя и даже с радостной улыбкой прошептала: «Да… да…» Когда явился священник, Елена Васильевна была уже в сознании, она исповедовалась и причастилась Святых Тайн, а затем целый день не отпускала от себя священника, как бы в страхе держась за его одежду. После похорон дедушки, вернувшись домой, Елена Васильевна рассказала брату и его жене следующее: «Оставаясь одна в карете, я немного вздремнула, и когда открыла глаза, то никого не было по-прежнему около меня. Наконец вздумала выйти и сама открыла дверцу кареты, но лишь ступила на подножку, невольно почему-то взглянула вверх и увидела я над своей головой огромного, страшного змия. Он был черен и страшно безобразен, из пасти его выходило пламя, и пасть эта казалась такой большой, что я чувствовала, что змий совершенно поглотит меня. Видя, как он надо мной вьется и все спускается ниже и ниже, даже ощущая уже дыхание его, я в ужасе не имела сил позвать на помощь, но, наконец, вырвалась из охватившего меня оцепенения и закричала: “Царица Небесная, спаси! Даю Тебе клятву никогда не выходить замуж и пойти в монастырь!” Страшный змий в одну секунду взвился вверх и исчез… Но я не могла прийти в себя от ужаса!..»[28]
Далее «Летопись» рассказывает, что после этого характер Елены Васильевны совершенно изменился. Она сделалась серьезной, духовно настроенной, бросилась читать сочинения святых отцов, желая поскорее уйти в монастырь. Мирская жизнь ей опротивела. Вскоре Елена Васильевна поехала в Саров к отцу Серафиму просить его благословения на монашество. Батюшка крайне удивил ее, сказав: «Нет, матушка, что ты это задумала! В монастырь – нет, радость моя, ты выйдешь замуж!» «Что это вы, батюшка!! – испуганно сказала Елена Васильевна. – Ни за что не пойду замуж, я не могу, дала обещание Царице Небесной идти в монастырь, и Она накажет меня!» Но старец стоял на своем и твердил одно: «Нет, нет, радость моя, тебе уже никак нельзя, ты должна и непременно выйдешь замуж, матушка!» Елена Васильевна уехала недовольная, разочарованная и, вернувшись домой, много молилась, плакала, прося у Царицы Небесной помощи и вразумления. Чем больше она плакала и молилась, тем сильнее разгоралось в ней желание посвятить себя Богу. Много раз проверяла она себя и все более и более убеждалась, что все светское, мирское ей не по духу, и она совершенно изменилась. Несколько раз Елена Васильевна ездила к отцу Серафиму, но он все твердил, что она должна выйти замуж. Так целых три года готовил ее святой к предстоящей перемене в ее жизни и к поступлению в Серафимову общину, которую он начал устраивать в 1825 году, и заставлял работать над собою, упражняться в молитве и приобретать необходимое терпение. Она, конечно, этого не понимала, доходя чуть не до отчаяния. Сильно негодуя на отца Серафима, она решилась более не обращаться к нему и съездить в Муром в женский монастырь. Там ей игуменья, конечно, сказала только приятное, и Елена Васильевна тотчас купила себе в Муромском монастыре келью. По возвращении домой она стала совсем уже собираться, прощаться, но перед окончательным отъездом все-таки не вытерпела и отправилась в Саров проститься со старцем. Каково же было ее удивление и каков ужас, когда вышедший к ней навстречу отец Серафим, ничего не спрашивая, прямо и строго сказал ей: «Нет тебе дороги в Муром, матушка, никакой нет дороги и нет тебе и моего благословения! И что это ты? Ты должна замуж выйти, и у тебя преблагочестивейший жених будет, радость моя!» Прозорливость старца обезоружила Елену Васильевну. Она почувствовала, что без отца Серафима и его духовных наставлений не сможет жить. Отец Серафим приказал ей пожертвовать Муромскому монастырю данные за келью деньги и не ездить больше туда. Но Елена Васильевна на этот раз не почувствовала отчаяния, а, напротив, вполне смирилась и возвратилась домой, заливаясь слезами. Она опять заперлась в своей комнате, молилась, постилась, а через полгода опять поехала в Саров и стала неотступно, но смиренно просить старца благословить ее на подвиг монашества. На этот раз отец Серафим сказал ей: «Ну, что ж, если уж тебе так хочется, то пойди вот, за 12 верст отсюда есть маленькая общинка матушки Агафьи Семеновны, полковницы Мельгуновой, погости там, радость моя, и испытай себя!» В восторге и радости из Сарова Елена Васильевна направилась прямиком к матушке Ксении Михайловне, после чего обосновалась в Дивееве, не прекращая духовно и умственно повторять Молитву Иисусову. Ей было тогда 20 лет.