Вздохнул. Прихожу в себя после внезапного «боевого крещения», с интересом осматриваю останки могучего хищника. Подошёл к клыкастой голове размером с кухонный стол и слегка вздрогнул. Представил, как эта пасть в два счёта перекусывает меня пополам, как вон ту несчастную женщину… «Стерто! Стерто! Стерто! ― как говорит наш театральный папа. ― Полтонны-то весит. И клыки, как мои пальцы! Жаль, что мясо зверя не выглядит аппетитным и противно воняет. Поохотился называется… Надо уходить отсюда, сейчас стервятники всякие налетят, отстреливайся потом. Шансы, всего-то ― девятнадцать выстрелов на два трампа. Кстати, надо их пометить, а то гадай потом в котором сколько заряда осталось? В такой вот ситуации чревато ― пульнёшь, а он пустой».
– Послушай милая, не знаю откуда ты свалилась на мою голову, но здесь оставаться нельзя. Эй, слышишь меня?
Тронул девушку за плечо, она вскинула ко мне, ну, очень красивое лицо, прямо греческая богиня Афродита, только дикая, и кожа синяя как… многое в этой местности.
«Вокруг обычный синеватый день, светло, фиолетово-синее небо, деревья с синей травой на стволах, сине-голубая девушка плачет у синего трупа синей женщины».
– Так. В общем, хватит! У меня и так крыша от всего этого едет. Пошли!
Крепко схватил девушку за руку и потащил подальше от жуткого места. Она плачет и причитает: «мамелику, мамелику». Я решительно веду её сам не знаю куда, лишь бы подальше от синей крови.
«Надо найти безопасное место и всё обдумать. Понять. Решить, что делать дальше, а то швыряет как бумажку на ветру!.. Жара!»
Остановился, скинул куртку и стянул через голову джемпер.
– Андрей, ― показал себе пальцем на грудь. ― Меня зовут, Андрей. А тебя как зовут?
Девушка внимательно вгляделась в меня карими глазами. Пушистые чёрно-синие реснички захлопали, потом густые брови приподнялись, и она выговорила нежно:
– Адрей…
Я улыбнулся, кивнул и подтвердил:
– Андрей.
– Адрей, Иритан – Туритан, килам! ― воинственно воскликнула девушка.
Тут я засомневался, что ответить и повторил:
– Андрей, а ты?
Девушка поняла, кивнула:
– Малика… Адрей! Малика!
– Малика… ― девушка серьёзно слушает меня. ― Малика, а где твои мама и папа? ― показал будто у меня ребёнок на руках, и я его баюкаю.
Кажется, она поняла это по-своему, засмущалась, кокетливо поправила волосы, и хитро так приглядывается ко мне.
– Не-не-не! ― выставил руки перед собой. ― Я тебе не про свадьбу. Ладно, поесть бы… Ням-ням, буль-буль!.. ― похлопал по животу и показал, как ем ложкой.
Восхитительное личико осветилось пониманием.
– Маки–така натрун?!
– Да-да, ням-ням. ― утвердительно кивнул.
Девушка огляделась и неожиданно подпрыгнула, завизжала от радости! Я в шоке от такой смены настроения, а Малика решительно пошла в сторону высокого ярко-оранжевого куста, и я, сглотнув слюнки, направился следом. Глядя в прямую спину увидел на девушке пёструю сумку из лоскутков, с лямкой через плечо, сразу не заметил, хотя чему удивляюсь? Какая девочка выйдет из дома без сумочки? В ней же всё!
На стройных ножках тёмно-коричневые кожаные мокасины с острыми носиками. Взгляд с удовольствием задержался на упругих бёдрах, шаловливо пробежал по зовущим формам юного девичьего тела, пусть и с синей кожей.
Малика обернулась, убедилась, что иду, и мы продолжили путь к неприветливому на вид кусту. На всякий случай приготовил оружие, мало ли чего. Подойдя ближе учуял болотную вонь и увидел среди оранжевых некрасивых листьев синие плоды похожие на ягоды черники размером с крупное яблоко. Их висит не много, около десятка. Колючий куст с острыми длинными шипами надёжно охраняет свои плоды, только надписи не хватает: «Не влезай убьёт!»
Малика показала на куст пальцем:
– Ляки–и–и–и―Бу–ууу–та–а–а–а! ― подняв глаза к небу, показала, как торжественно кушает синюю ягоду. ― Маки–така натрун. Ляки-Бута! Натрун!
– Натрун-то, натрун… Как достать-то эту… Ляки-Буту? ― проворчал с досадой.
Услышал яростные завывания своего оголодавшего желудка, вздохнул, передал девушке джемпер и снова надел порванную куртку. Спустив рукава осторожно раздвинул колючий воняющий протухшим супом кустарник с мой рост. Сорвал первое «черничное яблоко». Плод оказался на ощупь упругим. Осторожно сунул в боковой карман. Пройдя на шаг дальше в кустарник сорвал ещё три штуки, и цепляясь, торопясь и тихо матерясь, выбрался обратно.
Малика тут же схватила за рукав куртки и вереща в диком ужасе потащила прочь от куста, и то, что произошло дальше – повергло в шок! Я – остолбенел!
Ограбленный куст вдруг взбесился и со всей дури стал хлестать шипастыми ветками лохматя землю вокруг себя! Задержись я там на три секунды дольше и был бы уже «взлохмаченным трупом»!
– Эпическая сила! ― выдохнул сквозь зубы. ― Малика?!
Указал пальцем на раздирающий землю куст, не зная, как объяснить этой дуре, какая она!.. дура!
– Ляки―Бу–у–у–та–а–а! ― важно и со значением, как будто о божестве произнесла синекожая красавица.
Зло скинул куртку и сел на землю! Сил не осталось. Усталость накатила безразличием и тупостью. Хочется залезть в свою постель, самое безопасное место во вселенной и заснуть… а утром мама принесёт чай…
– Адрей! ― девушка тихонько села рядышком, от неё пахнет цветами, и ещё чем-то пряным. ― Адрей…
Отвернулся от неё. Меня всё ещё колотит, как куст Ляки-Буты… Тот уже успокаивается, но время от времени, то одна, то другая ветка с острыми шипами хлёстко рассекает воздух лохматя и так глубоко взрыхлённую почву.
Малика присела напротив, смотрит умоляюще.
– Адрей… ― на глаза навернулись слёзы, вот-вот прорвёт.
– Ну, чего ты? ― поспешил успокоить девочку. ― Не реви только, ладно? ― усадил рядом с собой. ― В другой раз предупреждай про «хрясь-хрясь». Ляки-Бута хрясь-хрясь, или, если ува-ава какое-нибудь опасное, скажи мне: «хрясь-хрясь!», и я пойму, что там опасно. Ладно, чего я… Сам виноват, в другой раз палку кину и подожду. Блин. Век живи, век учись.
Малика понимающе кивнула и вскрикнула:
– Аттаха!
Показала на изодранную куртку и очень аккуратно извлекла из неё несколько ядовито-синих шипов. Глаза сияют!
– Адрей, аттаха! Аттаха!
Она заговорила на своём тилимилитрямском языке, что-то объясняла, но, мне стало уже совсем всё по фигу. Огляделся в поисках лякибутных плодов. Малика это заметила и тут же извлекла один из сумки, подала мне. И когда успела из куртки переложить? Ох уж эти девочки… не соскучишься.
– Адрей, Ляки-Бута, маки–така натрун, наям–наям!
– Не «наям–наям», а ням-ням… ― буркнул, подозрительно разглядывая плод.
Вытерев о джемпер вонючее синее яблоко, задумчиво посмотрел на девушку. Малика сверкнула улыбкой и слегка откусила.
– Ляки-Бута! Ням-ням, Адрей.
Под тонкой кожурой показалась розовая, нежная, и гнилостно пахнущая мякоть. Вздохнул. В животе гулко заурчало.
– Всем смертям не бывать, а одной не миновать. ― зачем-то выдохнул, жалобно прошептал: ― Помогите! ― и, откусил.
На вкус ― копчёное сало, а на запах ― болотная тина. Если бы не звериный голод, ни за что на свете не стал бы есть! Однако, уплетал за обе щёки. Никаких косточек, слопал всё без остатка.
Малика улыбается. «На вид ей лет семнадцать-восемнадцать. Совершеннолетняя в общем. В общем!.. Эх, что-то снова не о том думаю… Домой ведь надо».
Сытость нахлынула быстро и очень сильно захотелось спать. Сонно и пьяно сказал:
– Малика. Малика, бай-бай!..
Непонятно чему улыбаясь и широко зевая улёгся на фиолетово-синюю травку. Подогнул коленки к животу, руки сложил шалашиком под левую щеку. Вместо подушки заботливая девочка подложила джемпер и укрыла сверху курткой.
– Ба-бай, Адрей. ― нежно прошептала Малика, и я, отключился.
Открыл глаза, взгляд охватил сиреневое пространство. Те же синетравные с зелёной «печатью» вверх деревья, между ними разные кусты. Небо без звёзд, без Солнца и Луны даёт ровный сиреневый свет, но сейчас темнее. Может ночь здесь такая?..