Тася опять вдохнула и зажмурилась. Ей отчаянно хотелось домой, в свою пусть недорогую, но ставшую родной квартиру. Она боялась, что из кухни сейчас высыплет это странное семейство и застанет здесь её, перепуганную, взъерошенную, в халате поверх ночной рубашки… какой ужас! Как она им это всё объяснит? И тогда Тася в отчаянии нажала на кнопку выключателя.
6
Свет погас. И голоса мгновенно стихли. Она постояла какое-то время в темноте, прислушиваясь. Ничего. Медленно протянув руку, Тася включила свет. Кажется, квартира была её. Но это только на первый взгляд. Ни обои, ни привычная вешалка уже не внушали доверия. Тася медленно двинулась в комнату.
И тут из кухни вышла она – маленькая пожилая женщина…
– Здравствуй. Ты Тася? – спросила старушка.
– З-зд-дравствуйте… – пролепетала Тася. – А откуда вы меня знаете? И вообще… вы кто?
– Я – бабушка Рина.
– Бабушка Рина?
– Да. Ты обо мне ничего не слышала?
– Кажется, нет…
– Ладно, это неважно… Может, и к лучшему даже. Пошли завтракать, я как раз блинчики пеку.
И они пошли на кухню пить чай с блинчиками.
Кухня натурально была Тасиной! Та же мебель, тот же белый в полоску плафон на тонкой ножке провода растёт из середины потолка… Только посуда другая, прихватки там, коврики самодельные на табуретках лежат… А в остальном всё так же, даже линолеум, прожжённый чем-то у плиты, тот же самый.
«Может быть, я сплю? – подумала Тася. – Тольку уж больно всё натурально…»
– Ты не бойся, – успокоила её бабушка Рина, – это ничего, так бывает…
Вдруг откуда-то с шумом прилетел зелёный волнистый попугайчик, сел женщине на плечо, склонил головку набок, присматриваясь к Тасе сначала одним глазом, потом другим.
– Это Чуча, – пояснила бабушка Рина. – Чуча, познакомься, это Тася.
– Привет, Тася! – вдруг сказал попугай. Голос у него был тихий, хрипловатый, словно шёл из допотопного радиоприёмника. – Чуча хороший! Как дела? Как жизнь?
Тася замерла, поражённая этим явлением. Парадоксальность ситуации заставила её забыть даже о том, где она находится (а точнее, что она решительно не понимает, где находится). С одной стороны, надо бы что-нибудь ответить, типа «Спасибо, всё нормально», с другой… Господи, она что, серьёзно будет разговаривать с птицей, с обычным пересмешником, не понимающим, что означают звуки, которые он издаёт?! Но Чуча сидел на плече бабушки Рины и так внимательно смотрел на неё то одним, то другим глазом, слегка наклоняя свою зелёную головку и, по всей видимости, ожидая ответа, что казалось, уж кто-кто, а этот понимает, о чём говорит. И Тася даже открыла было рот, чтобы сказать это самое «всё нормально», но вдруг сильно усомнилась в его правдивости. А обманывать разумную птицу было как-то неудобно.
– Да как тебе сказать, Чуча… – проговорила она, – по-разному.
– Эт-то не стра-аш-шно… – серьёзно заверил её попугайчик.
– Чуча, не приставай к Тасе с разговорами! – женщина повела плечом, и попугайчик с обиженным и абсолютно птичьим клёкотом и прищёлкиванием полетел и уселся на кронштейн для штор.
– Какой умный! – сказала Тася.
– Это он перед тобой выпендривается, понравиться хочет. А так – ничего особенного, – сказала хозяйка, а попугайчик сверху выдал новую тираду на птичьем языке.
– Забавный…
– Да, Чуча молодец, почти как человек. И всё со стола ест – и картошку, и курочку… когда есть курочка… Огурчики любит солёные, яички, хлебушек. Правда, Чуча?
Бабушка Рина поставила на стол тарелку с горячими блинчиками. Они восхитительно пахли чем-то далёким-далёким, почти забытым… возможно, детством. Чуча слетел на стол и деловито завертелся вокруг тарелки, опасаясь клевать, пока не остыло.
– Ну, спрашивай, что ли… – сказала бабушка и села напротив.
– О чём?
– О чём хочешь. Разве ты ни о чём не хочешь спросить?
– Я… я просто ничего не понимаю, – пожала плечами Тася.
– А нечего тут и понимать. Просто принимай всё как есть.
– Как вы здесь оказались?
– Где?
– В моей квартире.
– Это и моя квартира тоже…
– Как это?
Тася сразу вспомнила о том, что, бывает, мошенники продают квартиру сразу нескольким покупателям, и потом невозможно решить, чья она… Но ведь эти… параллельные собственники… хотя бы в дверь должны были позвонить, а не материализовываться сразу на кухне со своими блинчиками и ковриками!
– Ты не волнуйся. Это одна и та же квартира, но в разное время. Понимаешь?
– Нет.
– А что, Симона тебе ничего не растолковала?
– Какая Симона?
– Ну… Симона, – бабушка широко открыла глаза и выразительно взмахнула руками. – Ты её не видела?
– Не знаю.
– Значит, не видела… А странно… Она обещала тебя как-то подготовить, что ли…
– К чему?
– Да вот к этому…
– К чему – этому?
– Ладно, придётся самой выкручиваться… Как ты считаешь, какой сейчас год?
– Какой год?! С утра был две тысячи двенадцатый.
– Предположим. Но это у тебя. А у меня – девяносто второй. Тысяча девятьсот девяносто второй, если быть точнее. От Рождества Христова.
– И что это значит?
– Это значит, что ты попала в прошлое. Симона говорила, здесь есть такая петля во времени, – радостно сообщила бабушка.
– Но почему?
– Я бы лучше спросила – зачем?
– И зачем же?
– Не знаю, – бабушка пожала плечами.
– Неч-чего опр-р-равдываться! Такова прир-рода вещ-щей! – внезапно крикнул со шторы Чуча.
Тася вздрогнула и посмотрела наверх. Попугай невозмутимо чистил крылья, продёргивая длинные перья по одному через неплотно закрытый клюв.
– Не обращай на него внимания, – сказала бабушка Рина.
– Неч-чего, неч-чего… – снова донеслось сверху.
– То есть мы живём в одной квартире, но в разное время? – уточнила Тася.
– Да.
– И мебель, которая у меня стоит, это ваша мебель?
– Видимо, моя. Это очень славно… Я думала, что всё вынесут на помойку. Ведь старьё же…
– Да, в основном всё осталось. А диван я поменяла.
– Это правильно.
– И всё же… почему мы встретились?
– Потому, что я действительно твоя бабушка. Точнее, прабабушка. Так мне Симона сказала. Да я и сама вижу, что ты моя правнучка!
Насчёт последнего Тася очень сильно сомневалась. А вот кто такая Симона, это вообще отдельный вопрос.
– Вы так считаете?
– Ты ешь блинчики-то, ешь. Вишь какая худая!
– А я обратно в двенадцатый год вернуться смогу?
– Да… Симона сказала, через балкон…
Они допили чай. Тася о многом хотела спросить, но боялась, что её мозг будет не в состоянии переварить информацию, которую получит. И потом… она же понимала, что бóльшая часть этой информации не укладывается ни в какие рамки, а значит, сознание воспринимает её как ложную. И тут надо либо перепроверять информацию, либо… что-то делать с мозгом…
– Спасибо за чай. Приятно было познакомиться… Я, пожалуй, попробую вернуться домой? – пролепетала Тася.
– Конечно. Тебе надо отдохнуть, привыкнуть к этому всему…
– Да.
– Но ты заходи, заходи ещё, – улыбнулась бабушка.
– Конечно, – ответила Тася, – я зайду ещё… если смогу.
– Симона сказала, что тебе надо выйти через балконную дверь на кухне, а зайти в квартиру через комнату. Попробуй.
Балкон, а точнее, лоджия была один-в-один как Тасина и соединяла комнату и кухню. Правда, дверь на неё выходила с кухни, а из комнаты предусматривалось только окно.
«Надеюсь, хоть окно не заперто?» – с ужасом подумала Тася, выходя на лоджию. С голыми ногами и в халатике на балконе было совсем неуютно, всё-таки октябрь уже вовсю шелушил городские деревья. Бабушка накинула на плечи мохнатую серую шаль и вышла проводить гостью.
«Глупость какая! – подумала Тася. – Кто вообще сказал, что я попаду домой, если залезу в комнату через окно? Ах да, Симона… Да кто она такая, в конце концов?»
Окно было закрыто изнутри, как и следовало ожидать. А вот форточка оказалась приоткрытой, но стояла на ограничителе. Тася попыталась просунуть в щель палец, но он не проходил.
– Вот, возьми! — бабушка протянула Тасе чайную ложечку.
Наконец ограничитель был подцеплен и сброшен, и Тася полезла через форточку. До конца лезть не пришлось: Тася только дотянулась до ручки и открыла раму. Это хорошо, что она худенькая, другим такие трюки недоступны.