Он любил
свой "студ"больше родной жены,которая,похоже, идумать о немзабыла,
проживаясредибольшогоколичествафлотскихво Владике.Впрочем,ис
машиной,похоже,назревалапорядочная гадость:не разуженапарткоме
поднимался вопросо том, чтокапитанзлоупотребляет служебным положением,
выделяется, увлекается иностранщиной. В нынешнем1949 году такая штука, как
американскаялегковушка в личном пользовании,может до нехорошего довести.
Корочеговоря, опытныймореход,капитанзековоза"ФеликсДзержинский",
пребывалвхроническиудрученномсостояниидуха,чтосталоуже
восприниматьсяокружающимикакчертахарактера.Этонепомешалоему,
впрочем, проявлять исключительныепрофессиональные качества и, в частности,
провести очередную швартовку к нагаевской стенке без сучка и задоринки.
Швартовы были закреплены, и трапы спущены, один с верхней палубы -- для
экипажа,другой излюка чутьповыше ватерлинии -- для контингента. Вокруг
этого второгоуже стояли чинывохрыицепь сопровождения свинтарямии
собаками.Зацепьютолкласьбригадавольнонаемныхизобслуживания
санпропускника,и срединих кладовщик КириллБорисовичГрадов, 1903 года
рождения, отбывший свой срок от звонка до звонка иеще полгода"до особого
распоряжения" и теперь поселившийся в Магадане, имея пятилетнее поражениев
гражданскихправах.Работенку эту вкладовых санпропускника добыл Кириллу
кто-то из зверо-совхозовских "братанов".Послевсехколымских приключений
работенка казаласьему синекурой. Зарплаты вполне хватало на хлеби табак,
удалось даже выкроитьрублина черное пальто, перешитое извторогосрока
флотской шинели, а самое главное состояло в том, что кладовщику полагалось в
одномиз бараковнечто такое, о чем Кирилл уже и мечтатьзабыли чтоон
теперьназывалвсякий разснекоторымрадостным придыханием:отдельная
комната.
Ему исполнилось недавно сорок шесть лет. Глаза не потускнели, но как бы
несколькопоменялицвет всторонуколымскойголубойстыни.Разрослись
почему-то брови, в них появились алюминиевыепроволочки. Поперечные морщины
прорезалищекииудлинили лицо. В кургузойсвоей одежде ивваленках с
галошамионвыгляделзауряднымколымским"хмырьком"идавноужене
удивлялся, если на улице к нему обращались к криком: "Эй, отец!"
ТеоретическиКирилл могвлюбой момент купить билет и отправиться на
"материк". В Москве и в области его как пораженца, конечно, не прописали бы,
однако можно было, опятьже теоретически, устроиться на жилье за сто первым
километром.Практически, однако,онсделатьэтогонемог,и не только
потому, что цена билета казалась астрономической (и отец, и сестра, конечно,
немедленно бывыслалиэту сумму, 3500рублей), ав основномпотому, что
возврат к прошлому казался ему чем-то совершенно противоестественным, сродни
входу в какие-нибудь гобеленовые пасторали.