– Мадам Альварес, наша хозяйка. Моя подруга, миссис Стрейнджуэйс.
– Рада видеть вас, – кивнула женщина. – Позвольте представить моего мужа, дона Альвареса.
Будто притянутый за ниточку, старик приблизился, взял руку Джорджии и поднес к губам. Джорджия с трудом сдержала дрожь отвращения, поскольку его ладонь оказалась сухой, тонкой и холодной, как у ящерицы.
– Сегодня вечером вы увидите здесь весьма интересных людей, мисс Гроув, – продолжила хозяйка. – Не считая вашей гостьи, разумеется. – Она наклонилась, и сразу же голова старика качнулась на тощей, черепашьей шее. – Испанский посол везет свою компанию. Мы ожидаем мистера Лиминга – банкира, вы знаете. И, полагаю, приедет леди Малкасл. Надеюсь, наше заведение вам нравится, миссис Стрейнджуэйс, – та его часть, которую вы уже увидели?
– О да, оно очаровательно. – И неожиданно Джорджия добавила: – Однако ужасно жарко, вы не находите?
В свое время ее знаменитая прямота разнесла вдребезги много масок, но на двух людей, стоявших перед ней, она не произвела никакого впечатления.
– Мой муж плохо переносит холод. Он еще не привык к нашему климату, – объяснила женщина.
После нескольких минут натянутой беседы мадам Альварес удалилась. Старик, не проронивший до сих пор ни слова, внезапно улыбнулся Джорджии – улыбка исказила его лицо, будто слишком туго натянули пергамент, – и проследовал за своей женой.
– Боже милостивый! – воскликнула Джорджия, когда пара покинула комнату. – Что это за уродливая старая марионетка?
Элисон захихикала:
– Я же говорила тебе, что атмосфера тут интересная. Он – владелец. Или я должна сказать – муж владелицы? Он потерял свои поместья в Испании. Во всяком случае так говорят, и это объяснение не хуже любого другого. Как тебе мадам?
– Смесь Севильи и Сербитона[4], – язвительно отозвалась Джорджия. – Она выглядит недовольной, несмотря на свои якобы благородные манеры.
– И ты будешь вести себя так же, если выйдешь замуж за самую старую черепаху в зоопарке. Тем не менее нас ждут свои утешения. Вероятно, сегодня сюда заглянет Питер.
– Кто он такой?
– Питер Бретуэйт.
– Никогда о нем не слышала.
Бирюзовые глаза Элисон округлились.
– Моя дорогая! Ты не читаешь газет? Питер Бретуэйт – главная опора Англии в предстоящей борьбе, блистательный молодой Д’Артаньян крытых стадионов, Мекка школьников, охотящихся за автографами…
– Объясни, о ком ты говоришь?
– О Питере Бретуэйте. Игроке в крикет. Английском бэтсмене[5].
– Ясно, – кивнула Джорджия, чувствуя себя разочарованной. – По-моему, я о нем что-то слышала. Он вроде любитель.
– Нет, Питер профессионал. Но пусть это тебя не огорчает. Он один из основных моих любимцев.
– Профессионал? Что он тогда делает в этой престижной дыре?
– Понимаешь, его приняли, – туманно ответила Элисон.
Повлияла ли на ее нервы духота или сказалась долгая утренняя прогулка, но все чувства Джорджии необычайно обострились. Еда за ужином была великолепной, а старший официант, без сомнения, проинформированный о цели пребывания здесь Элисон, – весьма внимательный. Однако было в этом клубе что-то неуловимое для Джорджии. Его атмосфера подавляла. Большинство гостей – трудно было подобрать другое слово к постоянным клиентам царственной мадам Альварес – относились к обычной беспокойной публике, ищущей удовольствий; но было несколько таких, кого Джорджия не могла отнести ни к какой категории. Например, лысый мужчина, который сидел в одиночестве за столиком в углу, чей внимательный взгляд она периодически ловила на себе. Наверняка она уже где-то видела этого человека раньше. Среди всех этих гладких, пустых лиц он выделялся, как живой человек в музее восковых фигур. Были и другие: люди, кого Джорджия не ожидала встретить в такой привилегированной компании. Она уже собралась отпустить по этому поводу замечание, когда Элисон кивнула в сторону двери и сказала:
– Вон Питер.
Популярный игрок в крикет оказался не совсем таким, каким представляла Джорджия. Коренастый, львиная грива волос, широкое лицо, казавшееся мальчишеским и энергичным, ни малейшего признака избалованности. Проходя мимо их столика, он улыбнулся Элисон, и Джорджия ощутила воздействие его обаяния, как удар электрическим током. Она почувствовала присутствие природного магнетизма. Несмотря на несколько приветственно поднятых рук, Питер Бретуйэт сел за столик в одиночестве.
– Разве он не милый? – спросила Элисон.
– Он совершенно очевидно живой, чего нельзя сказать о большинстве… Кстати, а кто это вон там?
Джорджия указала на лысого мужчину, который теперь рассеянно писал что-то на обороте меню. Элисон его не знала. И поинтересовалась у старшего официанта.
– Это профессор Стил, мадам, – подсказал тот. – Профессор Харгривз Стил.
«Боже! – подумала Джорджия. – Неудивительно, что его лицо показалось мне знакомым. Оно достаточно часто появляется в прессе». Харгривз Стил был одним из выдающихся ученых, эксперт по тропическим болезням, который также написал несколько учебников. Из-за известности, которой он пользовался, ученое сообщество склонно было считать его отчасти шарлатаном. Однако, учитывая достижения Стила, затруднительно было придерживаться подобного мнения. Снова взглянув на прославленного ученого, Джорджия увидела, что он ставит карточку меню уголком на ноготь большого пальца и вращает, как волчок, – губы поджаты с шаловливой сосредоточенностью. С тем же выражением лица он проделал этот трюк с блюдцем, стаканом воды, шестипенсовиком и надломленной спичкой. Казалось, Стил совершенно не замечал окружающих людей, и действительно, никто, кроме Джорджии, не проявлял к нему ни малейшего интереса. А жаль, подумала она, потому что прежде не видела такой ловкости рук.
Снова поймав на себе взгляд ученого, Джорджия опустила голову. И вскоре обратила свой взор на Питера Бретуйэта. На сей раз она испытала шок совсем иного рода. Сначала Джорджия подумала, что молодой человек, верно, пьян, но сообразила, что для этого он еще недостаточно долго здесь пробыл. Рот у него приоткрылся, он сжал руками стол, взгляд остекленел, как у… что же это могло быть, если не самая безумная влюбленность? Джорджии стало неприятно при виде перемены, произошедшей с этим оживленным, своеобразным лицом; ей стало еще противнее, когда она поняла, что смотрит крикетист, так недвусмысленно себя выдавая, на мадам Альварес.
Эта женщина величаво переходила от столика к столику, осведомляясь у гостей, всем ли они довольны. Муж больше не сопровождал ее. Джорджия заметила, как другие гости обменялись лукавыми усмешками, когда мадам Альварес приблизилась к столику спортсмена, и он пригласил ее сесть на свободный стул. В умоляющем взгляде Питера и в полуигривом-полусобственническом ответе этой напыщенной дамы было нечто, что испортило Джорджии весь вечер. Тем не менее она сама была женщиной, а значит, не могла не поддаться желанию узнать, что же такое в мадам Альварес влекло к ней этого молодого человека. Она лет на двадцать старше. Красота, как и голос и царственный вид, наверняка была ненатуральной. Джорджия представляла, как под воздействием страха или гнева с хозяйки клуба спадает маска, обнажая личность совершенно заурядную. Эти морщинки недовольства, опущенные уголки губ довольно просто объясняли ее поведение. Но какое объяснение могло быть у Питера Бретуэйта? А Элисон обычно не ошибается в своих суждениях.
– Это, по-моему, слишком. Не правда ли, дорогая? – прошептала Джорджия. – Я не одобряю похищения младенцев.
Элисон посмотрела на нее широко раскрытыми, невинными глазами.
– Я же сказала, что у нас будут свои утешения. Бедный Питер, уж он-то вовсю наслаждается.