Равик
нерешительно взглянул на нее. Ладно, подумал он. Проститься можно и на улице.
Начался дождь. У входа Равик остановился.
— Вам куда?
Он решил, что пойдет в противоположном направлении.
— Не знаю. Куда-нибудь.
— Где вы живете?
Женщина вздрогнула.
— Туда я пойти не могу. Нет! Не могу! Только не туда!
В ее глазах внезапно появилось выражение дикого страха. Ссора, подумал Равик. Разругалась с мужем и убежала из дому. Завтра днем одумается и
вернется.
— Разве вам не к кому пойти? К какой-нибудь знакомой? Отсюда можно позвонить.
— Нет. Не к кому.
— Но ведь надо же где-то переночевать. Нет денег на отель?
— Есть.
— Так пойдите в любой отель. Их тут много.
Женщина молчала.
— И все-таки где-то вам надо переночевать, — сказал Равик, теряя терпение. — Нельзя же оставаться на улице, под дождем.
Женщина застегнула плащ.
— Вы правы, — сказала она, словно наконец решилась на что-то. — Вы совершенно правы. Спасибо. Больше обо мне не беспокойтесь. Где-нибудь
устроюсь. Спасибо. — Она зажала в кулаке углы воротника. — Спасибо за все.
Женщина исподлобья смотрела на Равика глазами, полными муки, тщетно силясь улыбнуться; затем, торопливо и неслышно ступая, ушла в дождь и
туман.
С минуту Равик не двигался с места.
— Черт возьми, — растерянно и нерешительно пробормотал он.
Равик не понимал, как и почему так получилось, — горестная ли улыбка, взгляд, или пустынная улица, или ночь... Но он понимал, что нельзя так
вот просто отпустить эту женщину; там, в тумане, она вдруг показалась ему заблудившимся ребенком.
Равик догнал ее.
— Пойдемте со мной, — сухо сказал он. — Что-нибудь придумаем.
Они вышли на площадь Этуаль. Она раскинулась перед ними в струящейся серой мгле, величественная и бесконечная. Туман сгустился, и улиц,
лучами расходившихся во все стороны, не было видно. Видна была только огромная площадь с висящими тут и там тусклыми лунами фонарей и каменным
сводом Триумфальной арки, огромной, терявшейся в тумане; она словно подпирала унылое небо и защищала собой сиротливое бледное пламя на могиле
Неизвестного солдата, похожей на последнюю могилу человечества, затерянную в ночи и одиночестве.
Они пересекли площадь. Равик шел быстро. Он слишком устал, чтобы думать. Рядом с собой он слышал неуверенные и громкие шаги женщины, она шла
молча, понурившись, засунув руки в карманы плаща, — маленький огонек чужой жизни. И вдруг в позднем безлюдье площади она на какой-то миг
показалась ему странно близкой, хотя он ничего о ней не знал или, быть может, именно потому. Она была ему чужой. Впрочем, и он чувствовал себя
везде чужим, и это странным образом сближало — больше, чем все слова и притупляющая чувства долголетняя привычка.
Равик жил в небольшом отеле в переулке за площадью Терн, неподалеку от авеню Ваграм. Это было довольно обветшалое здание. Новой была только
вывеска над входом — «Отель «Энтернасьональ»».
Равик нажал кнопку звонка.
— Есть свободный номер? — спросил он парня, открывшего дверь.
Тот вытаращил заспанные глаза.
— Портье нет на месте, — наконец проговорил он, запинаясь.