Его лишали пищи до тех пор, пока не будет возвращена коронка. Тот, у кого находили коронку, немедленно отправлялся на виселицу.
– Вытащите ее! – еще раз просипел Ломан. – Это нетрудно. Щипцами! Или просто проволокой.
– У нас нет щипцов.
– Тогда проволокой! Согните проволоку крючком.
– Проволоки у нас тоже нет.
Глаза Ломана закрылись. У него больше не было сил. Губы его продолжали беззвучно шевелиться, тело оставалось неподвижным и казалось плоским, и
только его черные, запекшиеся губы – эта крохотная воронка жизни, в которую уже медленно потекла свинцовая тишина небытия, – напоминали о том,
что он еще жив.
509 й выпрямился и посмотрел на Бергера. Ломан не мог видеть их лиц, их заслоняли нары.
– Ну что с ним?
– Уже ничего не поможет.
509 й кивнул. С ним это уже не раз бывало – что он почти ничего не испытывал при виде умирающего. Косой луч осветил пятерых скелетов, похожих на
тощих обезьян, которые сидели на нарах верхнего яруса.
– Скоро он сдохнет? – спросил один из них, скребя под мышками и зевая.
– А что?
– Мы займем его койку. Я и Кайзер.
– Успеешь еще.
509 й на мгновение засмотрелся на плавающий свет из оконца, который, казалось, существовал сам по себе, отдельно от вонючего барака. Тот,
который спросил о Ломане, принялся жевать гнилую солому. Его кожа напоминала шкуру леопарда: она была покрыта черными пятнами. Где то
поблизости, на соседних нарах, какие то двое переругивались высокими, тонкими голосами; послышались вялые, слабые удары.
Что то едва ощутимое коснулось ноги 509 го. Это Ломан подергал его за штанину. Он снова склонился над ним.
– … вытащить! – прошептал Ломан.
509 й присел на край его «койки».
– Мы ничего не сможем на нее выменять. Это слишком опасно. Никто не захочет рисковать.
Губы Ломана задрожали.
– Она не должна им достаться! – выдохнул он с силой. – Только не им! Я заплатил за нее сорок пять марок. В двадцать девятом году. Только не им!
Вытащите ее!
Он вдруг скорчился и застонал. Кожа на его лице сморщилась, но только у глаз и вокруг рта – других мышц, которые могли бы выразить боль, на нем
не осталось.
Наконец он выпрямился. Из груди его вместе со сжатым воздухом вырвался жалобный стон.
– Не переживай, – успокоил его Бергер. – У нас еще есть немного воды. Ничего страшного. Мы уберем это.
Ломан помолчал немного.
– Обещайте мне, что вы ее вытащите – до того, как они меня заберут, – прошептал он, наконец. – Потом то вы сможете?
– Хорошо, – сказал 509 й. – Ее не зарегистрировали, когда ты сюда попал?
– Нет. Обещайте мне! Слышите?
– Обещаем.
Глаза Ломана помутнели и вновь прояснились.
– Что там случилось – снаружи?
– Бомбежка, – ответил Бергер. – Бомбили город. В первый раз. Американцы.
– О!..
– Да, – произнес Бергер тихим, но твердым голосом. – Осталось уже недолго ждать! Им отомстят за тебя, Ломан.
509 й резко взглянул на него. Бергер все еще стоял, и умирающий не мог видеть его лица. Он видел только его руки. Кулаки то сжимались, то
разжимались, словно душили какого то невидимого врага, отпускали и вновь сдавливали его горло.
Ломан лежал тихо. Он снова закрыл глаза и почти не дышал. 509 й не знал, понял ли тот, что говорил ему Бергер.
Он поднялся.
– Умер? – спросил тот же самый скелет с верхнего яруса. Он все еще продолжал чесаться. Четверо других маячили рядом с ним, словно тени, словно
истуканы.