– Я согрешила! Каюсь! – кричала в отчаянии Анастасия.
– Покайся, грешница! – словно глухая, сквозь зубы произносила сестра Аполлония и продолжала избиение.
Утомившись, она оставляла Анастасию в полуобморочном состоянии. Поставив для заключенной чашку воды с зачерствевшим объедком лепешки, сестра Аполлония закрывала за собой дверь.
И снова на Анастасию наваливались давящая тишина и вонючий мрак. А еще озноб и холод, медленно высасывавший жизнь из ее изувеченного тела. Анастасия отчетливо поняла, что жить ей осталось совсем немного.
* * *
И вдруг как по волшебству все изменилось. Как обычно, загремел замок отпираемой двери. Но вошла не сестра Аполлония с плетью, а мать Эеридайк. И сопровождали ее несколько сестер. Они сняли с Анастасии цепи и вывели из каземата. Затем провели в моечную комнату и отмыли ее тело от засохшей крови и нечистот. Смазали лечебными мазями ее раны и одели во власяницу. Глаза ее отвыкли от яркого света, поэтому вывели ее из каземата в сумерках.
Анастасию провели в келью, расположенную в башне. На единственном окне были решетки. А у входа стоял караул. Но зато из окна были видны небо, море и чайки, а в углу стояла просто сколоченная деревянная, но настоящая кровать, с подушкой и одеялом.
– Мать игуменья услышала твои мольбы и покаяние. Ты заслужила имя Леда, что означает «женщина». Мать игуменья благословила твой перевод в более удобную келью. Отныне навещать тебя будет не сестра Аполлония, а духовная мать Кимоун. Ей ты сможешь покаяться в своих грехах.
– Передайте матушке игуменье, что и в дальнейшем я искренне надеюсь на ее покровительство и ее благословение, – смиренно ответила Анастасия.
– Еще матушка игуменья благословила твое, Леда, свидание с посетительницей. Вы можете пообщаться в моем присутствии, но не более десяти минут. Предупреждаю: говорить только о погоде и здоровье. В противном случае посещений больше не будет, а замаливать грехи будет помогать сестра Аполлония. Я понятно говорю?
Убедившись, что Анастасия все правильно поняла, мать Эеридайк распорядилась:
– Приведите сюда гостью монастыря.
Вскоре в келью вошла девушка.
– Добрый день, наставница, – сказала она, обращаясь к Анастасии.
– Феофана, племянница Марии Склирины, – вспомнила Анастасия одну из своих учениц, которой преподавала высокую науку сценического перевоплощения.
– Да. И племянница базилевса Иоанна Куркуаса, – подтвердила Феофана и в порыве эмоций подошла к Анастасии и взяла ее за руки. – Меня послала в монастырь моя мать София, потому что она беспокоится о твоем здоровье.
– Передай матушке, что теперь мое здоровье несравненно лучше прежнего, – ответила Анастасия, косясь в сторону матери Эеридайк. Она подозревала, что ее чудесное спасение связано непосредственно с этим визитом. – Какая погода у вас дома? Не дуют ветры с севера? – Иносказательно Анастасия просила гостью передать братьям весточку о себе и просить их о помощи. – Облака, что видны из этого окошка, напоминают мне белых оленей, мчащихся по небу. А молнии – как стрелы, пронзающие их.
– У нас дома дуют разные ветры, – понимающе глядя ей в глаза, ответила Феофана. – Белый олень[6], пронзенный стрелой? Очень красиво. Эти образы навеяли мне мысль о том, чтобы соткать полотно с их изображением. Когда полотно будет готово, я привезу его тебе.
– Благослови тебя Бог, девочка моя, – сказала Анастасия, обняв и прижав к себе посетительницу.
– Свидание окончено, – объявила мать Эеридайк. Она дождалась, когда Феофана покинула келью, и захлопнула дверь. Загремел закрываемый засов.
Вновь Анастасия осталась одна. Но она была жива. И теперь у нее появилась надежда.
* * *
Чтобы как-то встряхнуть базилевса и отвлечь от душевных мук, Василий Ноф попробовал привлечь его к решению дел государственных. А решать было что. После убийства Никифора врагов у державы не стало меньше. И к ним добавились еще бывшие друзья и временные союзники. Василий нашел момент, чтобы уединиться с Цимисхием для серьезного разговора.
– Послушай, Иоанн, заканчивай разводить сопли. Ты волен распоряжаться своим имуществом, но государственной казной может распоряжаться только синклит.
– Я базилевс! И могу делать что хочу, – вскочил Цимисхий.
– Недолго тебе быть базилевсом, когда враги подступят к Константинополю.
– До сих пор ты и сам неплохо справлялся с проблемами. Чего ты ждешь от меня?
– Я не могу объять все. Помоги мне, Иоанн. Мне надо решать внутренние проблемы: с доставкой зерна из Херсонеса[7], со сборами налогов и с подавлением выступлений оппозиции. Ну а ты делай то, что можешь лучше всего, – займись войной на наших границах. Кажется, ты говорил, что не одобряешь внешнюю политику Никифора. Вот и покажи, на что ты способен.
– А что могло произойти на наших границах за этот месяц?
– Очень многое. Исламское государство террора расширяет свою территорию с юга. Сначала карматская чума накрыла Египет. Теперь, в связи со смертью Никифора, халиф Кайруана[8] считает себя свободным от договора с Византией. Его проповедники пробираются в Левант[9]. И это в то время, когда кафедральная Антиохия[10] осталась без комита, а Церковь Азии – без патриарха. Под вопросом и федеративный договор с эмиром Алеппо[11].
– Значит, мы можем потерять Сирию? – уточнил Цимисхий. Василий кивнул в ответ и продолжил:
– Как ни горячи новости с юга, а на севере все гораздо хуже.
– Говори-говори, – подбодрил его Цимисхий и сел с показным спокойствием.
– Царь Болгарии Борис[12] с благодарностью воспринял возвращение на родину «болгарских невест» и своего брата. Он радушно принял патрикия Петра, который должен был остаться при его дворе советником. А патрикию Калокиру, временному наместнику на захваченных в ходе войны территориях, было вручено предписание убыть в свое поместье на Таврии. Вместе с Калокиром Болгарию должны были покинуть и все наемные отряды скифов. Русы за свое участие в войне получили земли левобережья и потому, соблюдая договор, должны были уйти за Истр[13]. Так было решено еще при Никифоре.
– И…
– Я недооценил этого выскочку из Херсонеса. Его надо было под охраной доставить в Константинополь и уже тут решать его судьбу. Но я ошибся! И Калокир немедленно воспользовался своей отставкой и свободой. Он обратился за помощью к царю русов Святославу[14]. Заручившись его поддержкой, Калокир поднял мятеж, чтобы захватить власть в Болгарии.
– Я никогда не доверял норманнам, – поморщился Цимисхий. – Разве они не союзники нам?
– Союзный договор Святослав заключил с Никифором. И теперь, после его смерти, считает себя обязанным защищать его наследство и Македонскую династию. Не теряя времени, он с ходу вторично взял Мегаполис на Истре. А изменник Калокир пленил царя Бориса и его брата в Малом Преславе, том, что находится возле кафедрального города Плиска. Он изгнал патрикия Петра и велел тому не возвращаться. Но Пётр не послушался его. Он собрал сторонников царя Бориса в Филиппополе[15]. Ему удалось мобилизовать городское ополчение, и он хотел вести его на Преслав освобождать царя.
– Как Калокиру и царю русов удалось так быстро собрать войско и достичь Болгарии? – удивился Цимисхий.
– Ничего необычного, – пожал плечами Василий. – У Калокира были в Болгарии в качестве охраны наемники – очень боеспособный отряд грейтунгов из Таврии. А царь Святослав в это время гостил у своего тестя, венгерского царя, в городе Буда[16]. Это одно из княжеств на территории распавшегося государства Великой Моравии[17]. И на службе у царя Святослава было много наемных викингов, которым не надо много времени на сборы. Да и перемещаются они по воде быстрее, чем всадники – по суше.