Лаборантам вивария объявили выговор и в коридоре вывесили приказ об усилении контроля за опытными животными. На этом история с крысой-вампиршей практически забылась, если не считать того, что в туалет на нашем этаже мы больше не ходили.
Да и к сознанию того, что у нас в подвале целый крысиный зоопарк мы тоже как-то привыкли. Больше того, оказалось, что при необходимости прогулять семинар некоторые студенты и даже студентки прятались не где-нибудь, а в виварии, подружившись с одним из лаборантов.
Наступило время Студенческой весны. Мы готовили концерт, где под аккомпанемент нашего активного Бори —гитариста должны были исполнять несколько песен. Ансамбль из пяти девчонок, репетируя, голосил так мощно, что тормозил учебный процесс на всём факультете. Актового зала в корпусе не было, и сообразительный Боря предложил:
– Девчата, я знаю, где нас никто не услышит, кроме…
Он осёкся на самом важном слове, которое даже произнести при нас опасался, вспомнив нашумевшую историю с крысой-вампиршей.
– Ни за что! – сразу заорала Ольга, ещё не услышав координаты тихого места.
– Слушай, чего ты боишься? Девчонки, ну правда, звери в клетках, возмущаться шумом не будут, – ещё пытался шутить Борька.
Смелая староста Галина вдруг поддержала его:
– А что? Это вариант. Крыс там теперь немного поменьше, их уже переводят в биологический корпус.
– А ты откуда знаешь? – уточнила я.
– Да я там недавно была по случаю, – отговорилась Галка.
– Понятно, по какому случаю, – подумала я, – небось, к семинару по истории не подготовилась.
– Там же дышать нечем. Как мы петь будем? – спросила «падавшая в обморок» на первой экскурсии в виварий Алла.
– Девочки, мы возьмём с собой допинг, – заверил нас неугомонный Борис, – а на стрёме поставим Веньку Пирогова.
Трепеща всеми фибрами души, мы спустились в подвал. Крыс и правда было чуть-чуть поменьше, но они точно так же пялились на нас своими красными глазами и свешивали отовсюду длинные голые хвосты.
– Нет, это невозможно, – заорала Ольга и рванула было к выходу, но стоявший на стрёме Пирогов быстро вытащил из кармана бутылку плодово-ягодного вина местного разлива, которое называлось «Черноплодная рябина», а Борька тут же запел на мотив песни «Чернобровая дивчина»:
Черноплодная рябина,
Моя светлая кручина.
У меня на сердце рана,
Я налью вам полстакана.
Венька налил густое тёмное вино, похожее на компот, в пластиковый стаканчик и скомандовал Ольге:
– Пей, легче будет!
Та от неожиданности тяпнула эти самые полстакана и замолчала.
– Девочки, последуем примеру подруги, – обрадовался Борис и стал выдавать всем пластиковые стаканы.
Все проглотили свою порцию отвратительной черноплодки и стали прикидывать, где бы расположиться подальше от клеток, чтобы петь, не видя эти ужасные морды. Однако, единственный стол со стульями стоял как раз посредине вивария, хорошо хоть не совсем вплотную к клеткам.
Мы уселись на стулья, осторожно оглядываясь, не тянутся ли к нам лапки ненавистных созданий. Боря начал наигрывать наш постоянный репертуар, и крысы притихли, как будто прислушиваясь. Мы задушенными голосами затянули «Надежду – наш компас земной».
– Нет, так не пойдёт! Допинга маловато, – констатировал Боря, – Венька, сбегай в ларёк за углом, принеси ещё чего-нибудь.
Пирогова уговаривать не пришлось, за возбуждающим средством он готов был бежать куда угодно и когда угодно. Борис всыпал ему в горсть кучу мелочи из кармана и закрыл за ним дверь. Не успели мы пропеть про «Наш адрес – Советский Союз», как Пирогов вернулся почему-то с портфелем. Из карманов своего единственного светло-серого пиджака он стал вываливать на стол куски жареной курицы и жирные беляши без пакетов и даже не обёрнутые бумагой.
– Ты что, крысы же услышат запах и разозлятся, – застонала Ольга.
– И вообще чего это ты всё вывалил на грязный стол? – сделала разумное замечание староста, подкладывая под курицу тетрадь по философии.
– Венька, а пиджак-то не испортил, – пропищала ещё одна наша самая тихая подруга Ирка.
– Да ну вас, девки, вы лучше спросите, как я бежал от декана, – заржал Венька.
А Борька возмутился:
– Ты нам зубы не заговаривай. Бежал, значит убежал. А где главное, Пирогов?
– Главное я берёг, как зеницу ока, поэтому и заныкал в надёжном месте.
Он открыл портфель и вытянул из его недр засунутые под тетрадки две бутылки ещё одного произведения местных виноделов под названием «Солнцедар». Боря тут же радостно сымпровизировал на гитаре «Червону руту» и запел:
Ты признайся мене,
Зачем рубль украла?
Я весь месяц копил
На стакан «Солнцедара».
Потом мы дружно квакнули культовый «Солнцедар» и запели с несколько большим воодушевлением, не рискуя закусывать брошенными на стол вивария беляшами, которые с аппетитом уминал вечно голодный обитатель общежития Веня Пирогов. Сидящие вокруг крысы внимательно слушали наш концерт, и нам было уже почти приятно, что у нас есть первые слушатели.
Появившийся лаборант сказал, что пора закругляться, ему, мол, надо запирать виварий. Тогда Боря предложил:
– Ну, напоследок. «За того парня». Песня исполняется стоя.
И мы дружно встали и, слегка покачиваясь от принятого допинга, под аккомпанемент Борькиной гитары торжественно, со слезой в голосе и на глазах, исполнили песню от начала до конца, трижды повторив припев.
С крысами мы прощались почти по-дружески, как с благодарными зрителями. Они уже не казались нам такими мерзкими. Жаль, что не умели аплодировать, нам казалось, что пели мы очень хорошо.
Патриотический концерт
Однажды кому-то из нас, студентов-филологов, где в группе на двадцать девчонок всего пять парней, пришла в голову безумная идея – создать концертную агитбригаду и колесить со своими стихами и песнями по просторам нашей очень небольшой республики.
Шли семидесятые годы, время, когда студенческие движения росли и ширились: стройотряды, слёты бардовской песни, молодёжные клубы. Нас, девиц первых курсов истфила, в стройотряд не брали и, если честно, месить глину, таскать кирпичи и строить коровники, которые в будущем всё равно развалились, желания у нас не было. А приобщиться к каким-то творческим молодёжным инициативам, которые тут и там возникали в нашем городе, хотелось.
Почему собственно агитбригада? Да просто потому, что мы считали себя творческими людьми. Во-первых, кто-то мог бы прочитать стихи собственного сочинения, некоторые могли петь, кое-кто из парней бренчал на гитар. Правда, если сочинять какие-то вирши могли уже многие из нас, но выходить с ними на публику всё же стеснялись. Разве что чем-то похожий на Есенина соломенной, вечно нечёсаной головой да серым костюмом-тройкой, как на есенинских фото, Венька Пирогов с подвыванием и заиканием безостановочно читал что-то а ля есенинское собственного сочинения про хулиганство и пьянство, о которых знал не понаслышке. Петь в нашей группе, честно говоря, тоже умели не многие. Сценария с агитками да и того, за что агитировать, у нас не было.
Зато был виртуоз-гитарист, заводной и упрямый Боря Яблонский, который одним из первых вдохновился идеей агитбригады и стал активно продвигать её в массы. Он сбегал в обком комсомола и рассказал о нашей затее. Затею в целом одобрили. Особенно понравилось, что агитбригада будет не сборная, а состоящая из одной студенческой группы. Обещали даже благодарность ректору, если выступим удачно. Правда, отсутствие агитационной программы смутило комсомольское руководство.
– Ну, может, вы что-то организуете в защиту мира, против войны. Это всегда очень актуально. Или попытаетесь в стихах показать противоречие между капитализмом и социализмом. И вообще пора уже, пора и нашему, как говорится, студенчеству разоблачать мировую закулису, – пересказывал нам свой разговор Борис.