– Главный корпус «Элеоноры» имеет цилиндрическую форму с максимальным линейным размером четыре тысячи двести двадцать один метр, радиус округлых оснований около четырехсот восьмидесяти шести с половиной метров, – медленно произнес Яфет, почти дословно цитируя по памяти официальную инструкцию. – А в середине главного корпуса по цилиндрической оси в два ряда крепятся батареи двигательных устройств. Нам отсюда видны только реактивные движки.
Поскольку никакой реакции на его слова не последовало, хола после непродолжительной паузы продолжил:
– Я вчера изучал эти реактивные движители. Ужасно сложная конструкция, должен заметить. Зато необычайно надежная и многорежимная. А также долговечная.
– Насчет надежности и долговечности ты прав, – счел нужным прокомментировать Ник Улин. – Звездолеты практически не стареют. Используемые витаматериалы самовосстанавливаемые. Трущиеся конструкции и детали либо саморемонтирующиеся, либо легко заменяются на изготовленные в корабельных мастерских. Энергетические запасы почти неограниченны. В общем, исчезни в один прекрасный миг человечество – его звездолеты еще долго будут блуждать в космических просторах.
– Да, но утверждается, что не всякая подсистема звездолета сконструирована наилучшим образом.
– Оптимальность в целом не есть оптимальность в частном. Из высших соображений, например, принято решение: основная расходуемая масса – обыкновенная вода. Более рациональным казалось бы использовать свинец: и плотность повыше, и дополнительная защита от жесткого космического излучения, и еще кой-какие полезные качества, включая устойчивость к возникающим конструкционным автоколебаниям. Допущена явная глупость? Как посмотреть. Свинец нельзя пить, и трансмутация его в другие химические элементы довольна сложна. А вот если рабочее тело – вода, то хотя бы ее на борту всегда будет в избытке. Если мне не изменяет память, сейчас на «Элеонору» загружено чуть более двух миллиардов тонн чистейшей воды.
– Совершенно правильно – два миллиарда тонн. Не считая запасенной для потребления экипажем и поддержания корабельных систем в рабочем состоянии. А почему именно вода? – нет вопросов. Она позволяет добиться коэффициента полезного действия – кэпэдэ – реактивных движков почти в сто процентов. Девяносто девять и еще три девятки после запятой.
– Надо же, – с деланным удивлением протянул Сковородников и пропел: – Какая мощь, какая мощь – пять девяток в кармане, и я не прочь…
Яфет принял игривый тон.
– Ваш сарказм неуместен! Пока вы блуждали в загробных снах, люди старались изо всех сил и далеко продвинулись по лестнице научно-технического прогресса.
– Да, славно я поспал. Более двух тысяч лет. Но вам того не желаю.
– Я бы не советовал принимать на веру любые цифры, не разобравшись в существе, – поспешил сгладить скользкий момент Ник Улин. – Кэпэдэ под единицу какого-то реактивного движка? – ну, это из области фантастики.
– Но я же своими глазами читал вчера!
– Упустили из виду прилагаемое разъяснение, что подразумевается под этим кэпэдэ. Реактивные движители основаны на отбрасывании вещества и потому просто не могут иметь высокий коэффициент полезного действия. Вам знакомо выражение «сохранение положения центра масс изолированной механической системы»? В нулевом приближении это означает следующее. Пусть наш Леша будет представлять собой точку отсчета, – Ник Улин подлетел к Яфету и коснулся его плеча. – Прошу для чистоты представления не пользоваться двигателями скафандра. Чтобы набрать скорость за счет реактивной силы, я должен отбросить в противоположную сторону некую массу. В данном случае вас, милейший.
Оттолкнувшись от холы, Ник Улин чинно поплыл в сторону от «Элеоноры». Яфету не так повезло: толчок заставил его медленно вращаться, но он мужественно терпел неудобство наглядного пособия.
– Так вот, дорогой Яфет, мы с вами представляли механическую систему. Центр масс ее был и всегда будет находиться рядом с Алексеем, если пренебречь действием внешних сил. Я за счет отталкивания вашей массы приобрел скорость движения во-он к той звездочке. Когда я подлечу к ней, вы – чтобы наш общий центр масс все время оставался на прежнем месте – окажетесь далеко в противоположном направлении. Так и любая ракета: кончик хвоста ее реактивной струи оказывается, как правило, гораздо дальше от точки старта, чем она сама. Если под полезным действием понимать перенос звездолета на определенное расстояние, ваши девятки надо делить по крайней мере пополам.
– Но что тогда там понимали под кэпэдэ?
– Возможно, всего лишь рабочий коэффициент для расчета относительного количества тепловой энергии, которую необходимо отводить от дюз при работе двигателей.
– Ладно, посмотрю.
– Я получил напоминание о необходимости возвращения на «Элеонору», – сказал Сковородников. – Чтоб не опоздать на общее экспедиционное собрание.
– Ну и возвращайся, – ответил Яфет, замедляя вращение. – А я ничего не получал.
Ник Улин заглянул в полетный журнал. О нем тоже никто не побеспокоился. М-да, интересно… Социальный статус каждого члена человеческого общества не виден глазом, но отражается во множестве мелких деталей. В том числе в опеке со стороны окружающих компьютерных систем. О Сковородникове позаботились, а о личном телохранителе самого императора и трибуне Квартара – ни-ни. Что это за глыба такая, что за сверхважная шишка – Алексей Сковородников? Обычный человек, погибший на рубеже двадцать первого века, а сейчас вместе с немногими другими людьми возвращенный к жизни.
– Понравилось в открытом космосе? Но нам в самом деле пора возвращаться, – сказал он примирительно, обращаясь к холе. – Успеете еще нагуляться, когда будем кружить у Шара.
– Ладно, поплыли обратно, – буркнул Яфет.
Включив двигатели скафандров, они помчались к звездолету. Ник Улин успел затормозить у поручней, ограждающей входной люк. Яфет неуклюже ударился головой. Ни вскрика, ни сетований, но несколько раз хола все же дернул головой, как отряхивающаяся от воды собака. Сковородников спланировал неумело, но без неприятных последствий.
В первом тамбуре, под леденящим светом асептических ламп, они сбросили в утиль-аппараты навешиваемую амуницию – плечевые и поясные каркасы с реактивными двигательными установками – и разошлись по кабинам плазменного душа. Предстояло избавиться от внешней многослойной оболочки скафандров из витаматериалов. Отработанные технологии лепки конструкций из атомарных составляющих и «пропитки» их электромагнитными полями позволяли изготавливать броню, не затрудняющую движений, но надежно защищающую не только от жестких космических излучений, но и от опасных для жизни механических воздействий, даже от ударов микрометеоритов.
Ухватившись за специальные скобы и широко расставив ноги, Ник Улин с закрытыми глазами терпеливо переждал, пока с него не сползли последние капли тошнотворной пузырящейся массы в приемное отверстие под ногами. Уши заложило от сопровождающего пронзительного звука, и он несколько раз открыл и закрыл рот, восстанавливая слух. Довольно неприятная процедура. Зато гарантирующая полную хаотизацию всех химических структур и, тем самым, исключающая даже гипотетическую возможность заноса внутрь звездолета не то что чужеродной жизни, но даже простейших упорядоченных образований, создающих сугубо теоретическую опасность для корабельных материалов.
Во втором тамбуре Ник Улин освободился от «бриджей» – нижней части скафандра, оснащенной системой сбора отходов жизнедеятельности астронавта, затем снял жилет, содержащий дыхательную систему. В нем были предусмотрены также карманы для термосов с питательной смесью, но поскольку они подавали заявку на выход в открытый космос на непродолжительное время, эти емкости на сей раз были пусты. После этого настал черед избавления от шлема с встроенным компьютером, гармонизирующим функционирование всех систем скафандра. Управление было комбинированным – посредством команд, снимаемых с глазных мышц, и мысленное. В обиходе ходило «мультиэкран», «дневник», «полетный журнал», но все это были надуманные сущности. Необходимая астронавту информация проецировалась непосредственно на сетчатку глаза.