Но если бы можно было смотреть на нее бесконечно, например в сказочном сне, где она сидит и молча разрешает пялиться на себя сколько угодно, и ей не скучно (например, она говорит по телефону), это могло бы продолжаться вечно.
Вот как она выглядела: волосы обычной длины, но покрашены в молочно-белый цвет – словно бумага. Кожа при этом довольно темная, со множеством родинок. Маленькие черные глаза с очень пронзительным взглядом и четкие, прямые, как две кометы, брови придавали ее лицу перманентно обеспокоенное и скептическое выражение. У нее был симпатичный изящный нос, но почему-то при взгляде на него возникали ассоциации с лабрадором-ретривером. Я понимаю, что мое описание никуда не годится, но что поделать. Пухлые, плотно сжатые губы, круглые щеки – «щечки-яблочки» – и подбородок в форме гамака, в котором лежит большой мяч для боулинга. Ну, может, не для боулинга, а какой-нибудь менее тяжелый мяч. Большой футбольный мяч, например. Короче, обычный подбородок, как у всех.
Так. Пожалуй, с описанием внешности пора заканчивать. Смысл в том, что это была очень симпатичная девчонка, она играла на гитаре и, естественно, я тут же на нее запал, потому что так всегда происходит. Ну вот, отлично.
Нашел место рядом и стал устраиваться со своей гитарой, а она прекратила играть и посмотрела на меня. Я начал усиленно думать, что бы такого сделать, чтобы очаровать ее. Но в итоге почему-то нахмурился, сдвинул брови и кивнул. Получилось довольно отталкивающее зрелище, после чего я выпалил:
– Запилы – огонь.
– Что? – спросила девчонка. Голос у нее был тихий, как будто она предпочитала молчать.
– Запилы – огонь, – повторил я. – Круто пилишь, говорю.
– А?
– На гитаре.
– Аа.
– Круто ты пилила, говорю. Вот я и сказал: «запилы – огонь». Ну вот… кажется, разобрались.
– Что?
– Разобрались в том, что было до этого.
– Ага.
– Хорошо, – сказал я, зачем-то снова нахмурился и кивнул во второй раз, а потом демонстративно отвернулся к своей бас-гитаре и стал ее настраивать, а девчонка опять начала пилить на своей. Последующие пять минут я пытался совладать с желанием выбежать из зала и броситься под первую попавшуюся машину.
Посредственный джаз-бэнд имени Джина Крупы играет блюз фа мажор
На его придурочность указывало то, что он словно не замечал присутствия в зале никого из нас, кроме девчонки, которую, кстати, звали Эш.
Сначала он встал прямо напротив нее. Потом принял развязную позу.
– Ого, кто это тут у нас, – проговорил он. – Меня зовут Тим.
– Привет, – рассеянно бросила она, не прекращая играть. Тогда Тим присел так, что его башка оказалась как раз на уровне ее гитары. Так он сидел некоторое время, слушая с закрытыми глазами и дебильным выражением на лице, которое, видимо, должно было означать: «мне нравится, как ты играешь».
– Ну ничего себе, – наконец произнес он. – У нас тут Роберт Джонсон в женском обличье, не иначе.
К моему сожалению, услышав это, она взглянула на него так, будто подумала: а может, он и не козел вовсе?
– Тебе нравится Роберт Джонсон? – спросила она.
– Я бы так не сказал.
– Почему?
– Потому что мне не нравится Роберт Джонсон. Я люблю Роберта Джонсона. Я его просто обожаю.
– О. Ясно. Окей.
– Говорят, он продал душу дьяволу за свой талант. Не зря продал, по-моему.
– Меня зовут Эш.
– Эш. Ну ничего себе. Шикарное имя.
– Да ладно.