Добродушный Денисов попытался хоть как-то растормошить сраженную суррогатным алкоголем и тяжелым сном брошенную тетеньку. Но осознав, что это довольно неблагодарное занятие, по-отечески взял и пристроил ее обратно на цементное ложе, подперев размякшее тело одним из мешков. В коридоре в воздухе витал специфический запах отделочных работ с долей выдыхаемого алкоголя и засохшей краски. Вдоль наполовину отремонтированной стены, под закрытыми дверями малой операционной сидели, стояли или просто прохаживались семенящими шажками неопределенного возраста люди обоего пола. Часть из них уже замотана в бинты, другим это еще предстояло пройти. Но объединяло их всех одно: они ждали, когда же доктор Березов освободится и, наконец, зашьет их полученные в боях с алкоголем повреждения, и выдаст справку о спасении жизни. Причем, почти у всех физиономии были еще те: без слез не взглянешь.
– Иваныч, – тут небольшая проблемка нарисовалась, выглянул из-за двери перевязочной одетый в окровавленный белый клеенчатый фартук Виталик. – Если вам не трудно, то гляньте там, в смотровой, ребенка – девочка с болями в животе. Там мама ее уже откровенно скандалит. Я просто зашиваюсь. – Он обвел взглядом томящуюся под дверями толпу и затем кивнул в сторону перевязочной. Где, на забрызганном кровью операционном столе, лежа на животе, ожидал своей участи заплаканный очень расстроенный дяденька, белевший оголенными рыхлыми ягодицами. Насколько мог судить Денисов, одна из них была развалена острым предметом чуть ли не напополам. – Жена постаралась, – устало вздохнул Виталик, перехватив профессиональный взгляд старшего хирурга, – кухонным ножом.
– Бывает, – понимающе согласился Денисов. – Так, где говоришь ребенок?
Осмотрев хмурую, неразговорчивую девочку лет семи, он пожал плечами и сообщил не спускавшей с него внимательного взгляда матери, что ничего страшного нет. Что ее дочь не нуждается в хирургическом лечении.
– А вы уверены, доктор? – с немалой долей сомнения в голосе громко переспросила молодая женщина, годившаяся Денисову в дочери.
– Вполне, у нее даже жалобы на боли в животе отсутствуют. И живот при осмотре абсолютно мягкий, и сданные анализы спокойные. Не нужно так волноваться.
– Да, но вы даже УЗИ живота ей не сделали?! Один рентген. Как же так? Как можно без УЗИ поставить правильный диагноз?
– Очень даже можно, – улыбнулся Денисов, – ведь когда еще УЗИ и прочих дополнительных методов обследования не было и в помине, мы уже успешно ставили правильные диагнозы и грамотно лечили. И поверьте, неплохо справлялись и до сих пор справляемся. Согласен, УЗИ иногда помогает развеять сомнения при постановке диагноза. Однако, целиком и полностью на него уповать не стоит.
– Безобразие! – расширила она узкие ноздри. – Как вы тут работает?
– Что такое? – как черт из табакерки нарисовался длинный субъект с розовыми прыщами на впалых сероватых щеках и с жидкой косичкой пшеничных волос на голове, туго перетянутых обычным белым шнурком от кроссовок. – Что с моей дочерью?
– Ничего страшного, – повторил Денисов, смерив новоявленного отца быстрым взглядом. На вид так, типичный любитель зеленых излишеств. – Вашей дочери хирург не нужен. Сейчас передадим ее педиатру.
– Леопольд, представляешь, они Катюше даже УЗИ не сделали. И говорят, что без УЗИ можно исключить аппендицит.
– А че? Мне без всякого УЗИ аппендицит поставили и прооперировали, – обнажил щербатые зубы обдолбанный Леопольд и весело посмотрел на жену.
– Ты что такое говоришь? – замахала она на мужа руками.
– Да нормально все! Док, – он развязано посмотрел на задумавшегося хирурга, – так че, нет у Кати аппендицита?
– Нет, – сухо отрезал Денисов, – похоже на детскую инфекцию. Сейчас приглашу педиатра.
– Послушайте, – неожиданно окрысилась Катина мама, преграждая ему путь, – если с моей дочерью не дай бог что-то случится, то вам здесь всем не поздоровится! А вам в первую очередь! Так и знайте!
– Послушайте, – Денисов отогнал от себя мрачные мысли и в упор посмотрел на собеседницу, – что у вас за странная манера общения с врачом? Чуть что, сразу пугать? Вы, к примеру, знаете, что у нас в больнице нет ни детского хирурга, ни отделения деткой хирургии? И УЗИ никто в выходные дни не делает.
– Как так? – опешила девушка. – А зачем же нас тогда к вам привезли? Нам на «скорой» сказали, что нас посмотрит и хирург, и педиатр, и УЗИ выполнят.
– Педиатр вас посмотрит (Денисов не стал ей объяснять, что детский врач дежурит только два раза в неделю: в понедельник и четверг, а в остальные дни детей принимает обычный терапевт приемного покоя). Хирург в моем лице вас уже осмотрел. Только я, официально, не являюсь детским хирургом.
– Так зачем же нас сюда привезли? – повторила она свой вопрос.
– Вас привез не я, а «скорая помощь». В больнице, да, есть лицензия по детской хирургии. А всего остального нет. На мой взгляд, у вашей девочки острой хирургической патологии не наблюдается. Если вам что-то не нравится, то вы вольны ехать в специализированное учреждение. Тем более что до ближайшего отделения детской хирургии всего каких-то километров двадцать. В Питере полно детских больниц. Мы же, в конце концов, с вами не на необитаемом острове.
– Хорошо, отправьте нас туда! Выделите машину!
– Да, – кивнул волосатый, тряхнув своей зашнурованной косичкой, – дайте нам машину, и мы поедем в детскую больницу, раз такое дело.
– Я, простите, машинами не распоряжаюсь, а своей у меня нет. И переводим мы в детскую хирургию только по строгим показаниям и по предварительному согласованию. Если вы сами желаете, то, пожалуйста, пользуйтесь своим транспортом. А так ничего не выйдет.
– Что у вас за больница! Что за отношение к людям! Теперь нам что, по-вашему, умирать нужно?!
– Я же вам русским языком сказал: не вижу у девочки острой хирургической патологии. Зачем же сразу умирать. Мы вам в помощи не отказываем. Сейчас пригласим педиатра.
– Ага, не видит он, осмотрели без УЗИ, да еще и не являясь детским хирургом.
– Острую хирургическую патологию увидит любой хирург, – еле сдерживая себя, четко произнес Денисов и, не прощаясь, вышел из смотровой, привлеченный подающим ему из-за приоткрытой двери какие-то знаки Виталиком.
– Федор Иваныч, опять ваша помощь нужна! Вывих нижней челюсти. Не знаю, чего делать? Вы когда-нибудь вправляли?
– Доводилось. Иди, позови к ребенку терапевта, а я пока вправлю. Где пациент, в смотровой?
– В смотровой. Так нашей патологии у девочки нет?
– Виталий, разумеется, нет! Абсолютно мягкий живот. Неужели ты не видел?
– Да, видел, только там мамаша такая стерва. Все с УЗИ доставала.
– Да-а-а, уж, – протянул Денисов. – Что есть, то есть. Ладно, не бери в голову. Пускай ими теперь терапевт, он же педиатр, занимается.
Посередине перевязочной, на обтянутом потрескавшимся бордовым дерматином стуле сидела молодая полная девушка с неестественно приоткрытым ртом. В уголках ее грустных глаз скопились прозрачные слезы. Денисов приоткрыл окно, разбавив спертый удушливый воздух, пахнущий уже въевшимся перегаром и еще чем-то кислым, свежей струей морозного вечера. И встал напротив зажмурившей глаза девушки.
– Не волнуйтесь, – как можно мягче попросил ее Денисов, обматывая кончики больших пальцев рук марлевыми салфетками. – Расслабляйтесь. И постарайтесь меня не укусить.
– Угу, – с трудом выдавила из себя пациентка и еще больше зажалась.
– Так, спокойно, не волнуйтесь. – хирург ловко завел в рот обмотанные тканью большие пальцы и, зафиксировав их на коренных зубах нижней челюсти, остальными ухватил выступающие костные углы. Хоп. Раздался характерный щелчок, и челюсть быстро встала на место. – Черт!
– Ой, доктор! – расцвела девушка, потрогав свою вновь открывающуюся челюсть. – Извините, я не нарочно.