Святой отец выпучил малюсенькие глазки, в ступоре простоял минуту. Робко сделал шаг назад, выставив вперед пухлые белоснежные ручки.
– Сын мой, – очень тихо сказал святой отец.
– Сын мой, – еще тише.
– Сыыын, ты знаешь, что у тебя рука – серая?
– Отче, я и пришел для того, чтобы просить у Бога помощи и исцеления…
– У меня сегодня выходной и храм сегодня закрыт, и мне кажется я очень болен. – скороговоркой перебил его пастырь.
– Прощай сы… Карл. Уходи немедленно, храм закрыт. – отче волчком резво развернул своё бочкообразное тело и на удивление прытко ретировался.
Карл ничего не понял, он какое-то время еще чего-то ждал.
– Никогда бы не подумал, что серый цвет кожи может так сильно напугать церковного служителя. – сказал он, но его слушали только лишь сытые голуби, под сводом церкви. Карл грустно выдохнул и неспешно двинулся к выходу.
Еще через месяц посерел мизинец на второй руке. И тут его осенило. Он пошел в район «Треск» к тому дому, с которого началось его удивительное преображение. Развалины все еще были в том состоянии, в котором они оставались после разрушения дома. Был лишь легкий налет редкого снега, пыли и сажи от кострищ. Карл излазил все в округе. Сам не знал, чего и где искать, но что-то он должен был обязательно найти. Извозился весь, ничего не нашел, только головешки и обгорелое в черной саже тряпье. Зачем-то оторвал лоскут от тряпки и сунул его в карман. Уставший и злой как собака пошел обратно домой.
Вместе с ним в депо жила вся команда, кроме начальника охраны Мартина Бенджамина Кёллера. Он единственный из команды был женат. Жену звали Ангела. Имел двух славных дочек Анну и Ингу, и старшего сына Пита. Сейчас жена с детьми находилась в гостях у своей сестры в городе, который находился сразу за горой окружающей Ласл. Семья жила в соседнем с пожарным депо доме, в собственной квартире на верхнем этаже трехэтажного дома, чем Мартин очень гордился. На верхних этажах в престижном районе могли жить только состоятельные жители города. Мало того, у него с балкона спускалась пожарная спуск-труба, по которой он мог мгновенно спуститься вниз по тревоге.
Мартин недолюбливал Карла за неумение уживаться с людьми. А тут еще странное внешнее изменение в облике Карла. Серый цвет кожи отталкивал. То ли брезгливость, то ли страх перед неизвестной болезнью. Однако он решил поговорить с Карлом, попытаться убедить относиться к людям более терпимо, с которыми приходится жить, работать и от которых возможно зависит его жизнь.
Мартин постучал. Дверь открылась, в проеме стоял Карл. Мартин даже отшатнулся, настолько поразил его абсолютно серый цвет кожи. Карл был весь серого, мерзкого мышиного цвета. Брезгливость дополняла не менее мерзкая смесь из сырости, холода и сладко соленого запаха, который непонятно каким образом заводится в больницах, в которых умирают старики. Мартин долго не мог оторвать глаз от Карла. Пауза стала неприличной и Мартин выдавил из себя:
– Привет! – сказал Мартин.
– Ты переезжаешь. – совершенно не в тему, на одной ноте, утвердительно заявил Карл.
– О чем ты? – ответил Мартин
– В новый дом. – Карл, как будто не слышал вопроса. Голос его был механическим.
– Карл, какой новый дом? – Мартин снова пытался пробиться в сознание Карла.
– Тебе понравится, а я буду жить здесь. – закончил Карл
Мартин ничего не понял, рой мыслей перемешивался в кашу. То ему казалось, что Карл сошел с ума. То ему чудилось, что он уже разговаривал с Карлом про новое место жительства, но хоть убей, не мог вспомнить, когда? Ему пришла в голову мысль, что Карл разговаривает не с ним, а с кем то, кого он не видит, все эти мысли были приправлены угнетающим видом Карла.
– Я сшил тебе новую накидку, сказал Карл. И протянул кусок грязного, рваного, черного рубища.
– Ты спятил! – крикнул Мартин, силой оттолкнул протянутую серую руку с черной тряпкой.
Скорее всего последнее, что он видел – это мгновенно посеревшая собственная рука.
Прошло несколько дней. Город жил своей спокойной, размеренной жизнью. Порт источал запах дыма и рыбы. Кузнецы ковали железо. Рынок торговал, а между рядами бегали беспризорники. Колокола на колокольне звенели. Все было на своих местах. И очередной пожар в районе «Треск» не был чем-то необычным. Только команда пожарных, прибывшая на пожар, вызывала больший интерес, чем само действо. Они были все в черном рванье, полностью скрывающим тело, не было видно даже рук и лиц. Они слаженно справились с огнем, не проронив ни слова. Быстро собрались и так же быстро исчезли. Вместе с командой пропал первый житель города. Внезапно, без причины, в никуда. И теперь каждый раз, когда возникал пожар, в городе исчезал человек. Люди пропадали без свидетелей и каких-либо следов. Слухи как ветер разносились, подкрепляясь красочными выдуманными подробностями. Холодный страх поселился в городе. Подозрение пало на странную четверку огнеборцев. Как только появлялся дым пожарища, редкие прохожие разбегались по щелям, как тараканы, боясь встретиться с пожарной командой. И даже собаки шестым чувством понимая опасность, поджав хвост убегали скуля. Шериф Боб понимал, что улик против них нет, но твердо решил в кратчайшее время разобраться с пропажами. Утром он стоял на пороге пожарного депо.
– Открывайте! – кричал он и молотил, что есть силы в обитую старой зеленой медью дубовую дверь. Никто не отвечал. Боб бил руками, пинал ногами и требовал открыть минут двадцать, пока за дверью не послышался голос.
– Кто там? – прозвучал голос странного тембра, человек говорил словно в бутылку, в замкнутый сосуд.
– Открой или я прикажу сломать эту чертову дверь! – провыл от злости, запыхавшийся Шериф.
Сухой щелчок засова и тонкий писк не смазанных петель. Дверь очень медленно с потрескиваниями начала открываться. Такое ощущение, что не свет проник в проем, а тьма просочилась на улицу. В нос шибануло резким запахом кошек и окалины железа. В сумраке прихожей стояло нечто темное, покрытое черным полотном до самых пят. Толи человек, толи огородное чучело. Тряпье было настолько рваное, что казалось оно тлеет прямо на теле. Вдруг кусок тряпки, прикрывающей лицо отвалился. По спине Боба побежали мурашки и выступил холодный пот. В животе противно заурчало и скрутило. Лица не было. Нет глаз, рта и носа. Гладко натянутая, знакомого серого цвета кожа без единого намека на морщины, растительность. Как будто второй затылок. Вдруг под просвечивающей кожей что-то шевельнулось, появилась выпуклость темного цвета. Она начала передвигаться пульсируя. Потом появился еще один бугорок и еще один. Все быстрее и быстрее, как будто из глубины всплывали эти выпуклости. Еще секунду и кожа кипела от кишащий по ней черными шариками. Еще секунда и из трепещущих бугорков слепилось лицо Карла. Только оно было под натянутой серой кожей, рот двигался, но отверстия не было, глаза моргали, но были под пеленой просвечивающей серой кожи. Шарики как будто почуяли Боба и начали предельно вытягиваться навстречу, растягивая кожу до прозрачности стекла. Тряпка накинутая на плечи, снова шевельнулась. Это не была галлюцинация. Она явственно начала двигаться к обмякшим, ватным ногам Боба. Мгновение, он выхватил револьвер и выстрелил в тряпку. Пуля попала точно. Но какой вред может причинить пуля тряпке? Она с настойчивостью насекомого ползла вперед. В свете выстрела Боб увидел три таких же существа, стоящие неподвижно как столбы по углам комнаты, покрытые теми же тряпками. На полу валялась большая куча костей. Паника охватила Шерифа и он начал беспорядочно стрелять. Второй выстрел был в голову Карла. Кожа лопнула как пузырь, липкие брызги черного цвета попали ему на руки и лицо. Как густой деготь, обожгли не огнем, страшной болью. Они рассекали кожу и медленно заползали под нее. Боб заорал и бешено завертелся как волчок. Револьвер судорожно стрелял во все стороны. Наконец сухой щелчок. Он прозвучал в ушах Боба громче грохота выстрела. Это был звук, говорящий о том, что стрелять больше нечем, одновременно он же привел его в некоторое спокойствие. В три коротких прыжка он вылетел на улицу. Подпер обломком доски тяжелую дверь. Голос не слушался и крика не получилось. То ли хрипом, то ли скрипом, он выдавил: – «Огня»! Ничего не понимающий фонарщик дал факел. Со всего размаха он швырнул настенный светильник полный масла в дверь, туда же полетел факел. Еще мгновение и Боб рухнул без сознания. Из штанин и рукавов змейкой потянулась черная жидкость в щель под горящей дверью. Потом как-то резко затвердела, натянулась и с грохотом, с хрустом ломающихся костей втянуло в щель тело Боба. Деревянное здание быстро задымило. Слабое зимнее солнце помогало пламени взбираться вверх. Несколько минут и дом пылал подобно свечке. Ошеломленные и испуганные люди даже не пытались тушить пожар. Находились умники, кто посмеивался над пожарными, у которых сгорело их депо. К утру от дома остались только печные трубы. На месте сгоревшего депо было решено построить новую пожарную часть, только уже из камня.