– Крыса, что-то мне поплохело резко… сердце… – Сивый матюкнулся хрипло и отвалился в сторону, прижав руки к груди. – Я это… пропускаю… парни…
– Сивый, ты чо? Ну, не хочешь, нам больше достанется, – ощерился довольный Крыса, и мигом занял место осрамившегося босса.
– Егор, тебе помочь? – воодушевилась Алина.
– Некогда, не сейчас, не мешай, справлюсь… наверное…
Чужая энергия не хотела приживаться в Егоре, в обычной жизни от плохой еды его бы вырвало, но как это сделать в новой реальности, что для этого нужно сделать? У него не получится, он физически не сможет принять в себя ещё одну порцию этого едкого пойла, переполняющего насильников. Не осознавая до конца, что именно хочет сделать, Егор выплеснул чужеродную энергию в руку, направив весь поток в сердце Крысы. Вы видели, как взрывается воздушный шарик, если его слишком сильно надуть?
– Есть! – выдохнул Егор, чувствуя, как сердце Крысы затряслось в бешеном рваном ритме, заставляя того скорчиться от боли.
– Сивый, чо за хрень происходит? Я же сдохну сейчас, – хрипел он, с трудом дыша. – Неужто, водка палёная?
А что? Это мысль! Егор отпустил Крысу и взялся за Фанеру, чтобы подтвердить предположение его подельника. Теперь и Фанера отпустил девку, боясь лишний раз вдохнуть – его сердце выстукивало ритмы джаза, отказываясь работать, как обычно. Деваха, не веря неожиданному счастью, подскочила и, схватив остатки одежды, рванула, что было сил прочь. Егор, скинув остатки энергии в очухавшегося было Сивого, отошёл в сторону, чувствуя дикую усталость.
Только что полные сил и желаний крутые пацаны валялись без сил, вздыхая и охая, как сердечники со стажем, потеряв всякий интерес к жизни в любых её проявлениях.
– Круто! – восхитился Корень. – Научишь? Раз-раз и все в ауте! Как ты это сделал?
– Потом расскажу, – тяжело дыша, слабо отмахнулся Егор. – Очень надеюсь, что это нам не пригодится.
– Ещё как пригодится, – с воодушевлением поддержала пацана Алина. – Мы же сейчас человека спасли, понимаешь? Никто не мог этого сделать, а мы… точнее ты, Егор, это сделал! Мы теперь…
– Что теперь? Народную дружину организуем? – вмешался Михалыч, в голосе которого не слышалось ни капли восхищения подвигом Егора. – Оно нам надо? Нам бы найти того, кто скажет, что дальше делать? Если у кого-то в одном месте свербит, давай, вперёд, а я за свою жизнь уже с этим дерьмом наборолся – пора и отдохнуть, раз помер. Весь мир не переделаешь!
– Как вы можете так говорить? – возмутилась Алина. – Если бы мне кто тогда помог вот так, я бы сейчас…
– Ты бы сейчас нашла ещё сотню способов отправить себя на тот свет, – не стал ждать окончания выговора Михалыч. – Думаешь, ты такая одна? Ошибаешься, девочка! Только её из петли достанешь, она топиться надумает, спасут её, вены режет! Если у тебя в башке только один способ решения всех проблем, ты и будешь всякий раз именно так избавляться от них, и никто тебя не спасёт!
– Хам! – обиделась Алина. – Сам дурак!
– Может, уйдём отсюда? – прервал их ссору Егор. – Надоело смотреть на эти рожи, если честно! Хочется к людям, к свету. И Михалыч прав – нам нужно найти того, кто всё знает, так что топаем к людям, а там, как получится.
– Клёвый план, мне нравится и, главное, думать не нужно. Прямо как у Колобка – катишься себе по дорожке и решаешь проблемы по мере их прихода. Эх, блин, сейчас бы курнуть для куража, – пацан, закрыв глаза, втянул воздух носом, словно и в самом деле затягивался косячком. – Нет, не получается. Думал, тут чудеса бывают, представишь что-то, оно и получается.
– Ага, рай для наркоманов, – подколола Алина. – Не хватало нам ещё обкуренного в компании.
– А я в компанию к истеричкам не набиваюсь, – обиделся Корень, – можем хоть сейчас разбежаться в разные стороны. Что молчишь? Давай, решай, ты же у нас умная.
– Ну, и вали, торчок противный, – лицо Алины скривилось от нескрываемой ненависти, – велика потеря! Да от таких, как ты одни проблемы, сами не живёте и другим жить не даёте! От вас в школе проходу нет, за каждым углом дурь малышам впариваете, подсаживаете на наркоту с малых лет. Ненавижу! Убивала бы таких, как ты!
– Ну, давай, убивай! Спроси у своего другана, как людей валить и убивай! Вот он я, не убегаю, даже сопротивляться не буду, только я уже сдох, и ты, кстати, тоже. И я никому дурь не толкал!
Алина, отвернувшись, замолчала, всем видом показывая, что ей гордость не позволяет спорить с таким, как Корень. А тот стоял, сжав кулаки, готовый напасть или отбиваться, в зависимости от дальнейшего развития событий. Егор махнул рукой и пошёл прочь, не оглядываясь. За ним потянулся Михалыч, на ходу поправляя портупею. Алина с Корнем постояли, наблюдая, как удаляются их друзья по несчастью, затем практически одновременно кинулись следом, перегоняя друг друга. Одному дома хорошо, а в незнакомом месте страшно и неуютно, тут любой случайный попутчик в помощь будет.
– 8 —
– А повежливее нельзя? – истерично заорала женщина в ярком красном платье, на которую неожиданно налетел Михалыч. – Оденут портупею и прут, как на танке! – выговаривала она остолбеневшему полицейскому. – Вам дороги мало? Я же видела, вы специально в меня врезались!
Одета она была не современно, но элегантно, как это было модно годах в пятидесятых. На вид не старше сорока лет, стройная и подтянутая, как спортсменка, при этом голос выдавал человека облечённого властью или близкого к ней.
– Это… я не думал… – оправдывался Михалыч, как школьник перед директором. – Обычно же ничего… а тут как-то раз и стукнулись…
– Ну, то, что вас думать не учили, это заметно, – женщина поправила съехавшую набекрень шляпку, кокетливо проверила причёску и совершенно другим тоном продолжила. – Новенький? Боже, какая прелесть! Вы служили в милиции?
– В полиции, кхм, служил, да, – поправил Михалыч. – Позвольте представиться, старший лейтенант Добров Степан Михайлович, – он от усердия даже подмётками сапог щёлкнул, как заправский гусар. – Погиб при исполнении, так сказать! – со значением добавил он, гордо выпятив грудь.
– Настоящий мужчина! – восхитилась дама, сложив элегантные ухоженные руки перед высокой грудью. – Нинель! Можно просто Ниночка! Надеюсь, ваше сердце свободно и открыто для любви?
– Для чего? – Михалыч был несказанно ошарашен. – Я же умер! – сообщил он факт, о котором Нинель, похоже, забыла.
– И что из этого? – Ниночка мило улыбнулась, от чего на её щёчках образовались милые ямочки. – Любовь в душе, она не может умереть! Разве вам этого не говорили? Ах, какая прелесть! Вы такой наивный, Степан Михайлович, прямо, как мой первый муж. Он тоже всё твердил, что есть работа и семья, а всякая там любовь совершенно лишнее.
Казалось, Михалыч скоро совершенно утонет в этих бездонных голубых глазах с длиннющими загнутыми ресницами. Он только моргал и уморительно шлёпал губами, не в силах вставить хотя бы словечко в бурную речь Ниночки.
– Степан Михайлович, познакомьте же меня со своими друзьями, – буквально приказала Нинель, по-хозяйски взяв ошалевшего Михалыча под ручку.
– Егор, программист, – представился Егор, поспешив на выручку онемевшему соратнику.
– Э-э-э, а про… программист… – это приличное занятие? Незнакомое слово, знаете ли, как-то похоже на авантюрист, ха-ха-ха, – она так мило и беззаботно рассмеялась, что у Егора даже не появилось желания обижаться за сравнение.
– В нашем времени многое делают особые машины, их называют компьютеры, а мы пишем для них специальные задания – программы, по которым они работают. Поэтому моя профессия программист не имеет ни малейшего отношения к авантюристам, – он понимал, что для Ниночки его слова звучат непонятно и абсурдно, но с чего-то нужно начинать.
– Алина, учусь в школе, – девушка сделала некое подобие книксена, оробев под Ниночкиным напором.
– Корень, ой, Корней, то есть, типа учусь тоже, – замялся пацан.
– Ах, а что это на вас надето, Корней? – Ниночка озадачилась одеждами пацана. – Как-то оно вам не по размеру, разве так удобно?