Нося медальон на груди, он старался не смотреть на него и не касаться. Джеймсу хватало того, что тот действовал как морфин, уменьшая боль, но при этом, не затуманивал разум… Или все-таки туман был? Сколько дней прошло с тех пор, как он его надел? Редкие прогулки по внутреннему двору тюрьмы и бесконечные дни в камере, слились в один тусклый блик света в его сознании.
Джеймс вздрогнул, в его голову проник странный чужой голос… Нет – это его голос! Он просто сказал что-то вслух. Не узнать собственный голос, когда говоришь, и не заметить, что ты вообще говоришь? А так ли он безобиден для разума, этот амулет? Джеймс сел на кровать и взял в руки камень в оправе. Тот, как и раньше, начал менять цвета. Джеймс сидел и заворожено смотрел на эти завихрения. Разум словно растворялся в них, а вместе с ним растворялась и воля. Его личность будто была заперта в клетке, а тело разуму уже не принадлежало.
И вот снова из глубин камня появились лица, как в прошлый раз, но тогда это наступило настолько неожиданно, что Джеймс отбросил камень в сторону – теперь же он не мог пошевелить и пальцем. Его собственные глаза, которые могли смотреть только в одну точку, стали лишь окнами для него самого. Тело ему больше не подчинялось. Лица в камне менялись то быстрее, то медленнее, иногда они были очень похожи на человеческие, только сильно размытые. Тут его тело начало заваливаться набок. Джеймс почувствовал себя как в рушащемся здании. Он был заперт в собственном теле, не в силах пошевелить даже пальцем. Когда он упал на пол, наступила темнота, и он сам, казалось, перестал существовать.
Джеймс с трудом поднял веки, сколько прошло времени? Теперь к галлюцинациям добавились и обмороки… Он огляделся – это была все та же камера. Пошевелив руками и ногами, мужчина с радостью осознал, что тело снова в его распоряжении. Медальон висел на прежнем месте, но… Джеймс как будто перестал его чувствовать. Раньше, даже если медальон не находился у него на шее, он все равно чувствовал его присутствие, а теперь нет. Мужчина осторожно взял камень и поднес его к глазам, ничего не происходило: ни завихрений, ни лиц – ничего. Заключенный отпустил медальон и поднялся с холодного пола. Сев на кровать, он попытался вспомнить что произошло.
Он не мог сказать, сколько времени провел смотря в одну точку но его пробудило бурчание в животе. Странно, уже пора бы появиться разносчику. Ждать пришлось долго, но так ничего и не произошло. Встав, он подошел к решетке. Просунув голову между прутьев, насколько смог, он что есть мочи закричал, зовя охрану.
Ему, конечно, влетит за нарушение тишины, но есть хотелось уже слишком сильно, чтобы он мог думать о побоях. Ничего. Ни ответа, ни шагов. Была абсолютная тишина. Он крикнул ещё раз и продолжал звать, пока не осип. Да что же это такое? Куда все подевались?
Прошло два дня. Ни воды, ни еды. Кто-то просто решил сгноить его в камере. Но зачем? Что это им даст?
Сил почти не осталось, но он продолжал звать на помощь. Позже, обессилев, Джеймс просто лег на холодный пол камеры и продолжал кричать. Он тратил на это последние силы, и убеждал себя, что его услышат, ведь это был единственный шанс выжить.
Он не знал точно сколько прошло времени, но открыв глаза, почувствовал, что если ничего не изменится, то эти сутки будут для него последними. Организм был уже слишком истощен. Амулет иногда пульсировал, и Джеймсу казалось, что он начинал чувствовать себя немного лучше, но потом тот замирал, и тяжесть снова наваливалась на плечи, а горло саднило от криков.
Вскоре послышались странные звуки: будто кто-то клацает железом о железо. Стараясь не думать о том, что это может быть просто игра воображения, он с трудом поднял голову и закричал, вкладывая в этот крик все свои силы. Сквозь красную пелену, застилающую ему глаза, он увидел, чьи-то ботинки.
– Воды…. – больше прохрипел, чем произнес Джеймс, и провалился в забытье.
Глава 2
Джеймс очнулся в больничной палате. Осмотревшись, он не заметил ничего особенного, обычная больница, только вот на окнах были железные решетки. Джеймс подумал, что это вполне логично для больницы, которая находится на территории тюрьмы. Главное, что его спасли, но почему черт возьми ему пришлось лежать на полу и умирать несколько дней? Прервав поток мыслей, в комнату вошла медсестра.
– Здравствуйте! – Звонко произнесла она.
– Где…
– Подождите, подождите, я знаю, что вы были без сознания и вам хочется узнать, как вы сюда попали, но я лишь медсестра, и пришла поменять вам капельницу. Подойдя ближе, женщина стала менять пакет с раствором. Закончив с этим, она снова взглянула в измученное и ничего не понимающее лицо Джеймса и смягчилась.
– Могу лишь сказать, что вас доставили вчера утром с сильным обезвоживанием, а находитесь вы в психиатрической клинике доктора Ричарда.
– В психушке? Но почему? – Джеймс старался сдержать тревогу в голосе, но ничего не вышло.
Выражение ее лица сразу стало жестким.
– Мы предпочитаем называть это место клиникой доктора Ричарда, и не иначе.
Если бы ее взгляд имел вес, Джеймс не сомневался, его бы раздавило.
– Ладно, ладно как хо… – тут горло у него свело, и договорить уже было невозможно. Только сейчас он понял, что по-прежнему хочет пить! Он столько времени боролся с этим желанием, что почти перестал замечать его.
– Пить… – попытался сказать он, но не вышло даже шепота, только свист воздуха, вырывающийся из глотки.
– Вам, наверно, хочется пить, – смягчилась сестра.
Да, да! Она, наверно, не такая уж бесчувственная тварь, как ему показалось вначале, она все поняла и сейчас принесет ему большой стакан прохладной газировки, которая разольется внутри него прохладной рекой, и он будет пить… Пить…
– Но вам сейчас нельзя много пить у вас серьез….
Нет, все-таки она тварь. Нравится им тут издеваться над людьми? Или она решила наказать его за то, что он неправильно назвал это пристанище психов? Дальше он уже ее не слушал.
Заметив, что пациент больше не обращает на неё внимания, женщина, хмыкнув, вышла из палаты. У неё есть и по важнее дела, чем объяснять что-то этому… да она даже не знает, откуда его доставили.
Джеймс несколько раз засыпал и снова просыпался, успевая лишь заметить, как в палату заходят белые тени, а их сменяют другие, потом опять проваливался в забытье. Видимо, действовало снотворное.
В очередной раз проснувшись, лежа на боку в какой-то неестественной позе, он услышал рядом шелест бумаги. Не без труда перевернувшись на другой бок, Джеймс увидел сидящего рядом мужчину лет сорока в белом халате, на груди которого был прикреплен бейдж «Доктор Ричард». Это был тучный, седой мужчина, на лице которого блуждало спокойное, и одновременно с тем скучающее выражение, как у всех психиатров.
Заметив, что пациент проснулся, доктор заговорил медленно, чуть лениво растягивая слова:
– Здравствуйте. К сожалению, я не знаю, как вас зовут, и кто вы. Вы помните, как сюда попали?
Джеймс, откашлявшись, попробовал что-то сказать, но голос по-прежнему его не слушался.
– Ладно-ладно, не напрягайтесь пока, мы давали вам сильное снотворное, но даже оно не смогло успокоить вас, вы постоянно просыпались и вели себя крайне… Эээ… Бурно…
Только теперь Джеймс заметил, что ноги и руки прикованы к кровати резиновыми ремнями, но неплотно, оставляя ему возможность поворачиваться.
– Но это для нашего учреждения вполне нормально, – продолжил он тем же тоном и ухмыльнулся.
–Давайте я вам расскажу, как вас сюда привезли.
Несколько дней назад в закрытый лагерь для сложных детей, что в девятнадцати километрах от нашей больницы, приехал электрик для починки кабеля, ведущего от трансформаторной будки к главному зданию. Сама будка находится за пределами лагеря в заброшенном корпусе бывшей тюрьмы.