– Не пытайся меня увидеть, дитя, – продолжил вещать невидимый собеседник. – Я недосягаем для тебя. Я далеко-далеко и в то же время рядом. И всегда буду рядом, когда ты мне понадобишься. Предупреждаю сразу – ты полностью в моей власти.
Векрь опять с рычанием мотнул головой.
– Р-р-р… К-к-к… К-кто ты? – выдавил, наконец, он из непослушной звериной глотки.
– Вот как? Ты даже говоришь… – как будто слегка опешил голос, но спустя пару мгновений ему вернулась прежняя уверенная, даже надменная интонация.
– Я – твой повелитель.
– К-кто ты?! – зарычал векрь.
– Для тебя я – Тёмный Дух. Можешь звать меня так. Разрешаю.
Векрь опять угрожающе рыкнул.
– С чего бы мне с-слушаться тебя?
Голос тихонько рассмеялся. Смех показался чуткому слуху зверя несколько нервным.
– Ну, хотя бы по той простой причине, что ты обязан мне жизнью. Своей прекрасной новой жизнью.
Векрь опустил тяжелую голову и присел на корточки, почти как собака. Но спустя секунду резко вскочил и громко зарычал, раскинув руколапы.
– Я не пр-росил!!!
После недолгой паузы голос снова возник где-то возле его головы.
– В противном случае жизнь твоя сегодня так безвременно оборвалась бы на плахе. Надеюсь, ты не веришь во всю эту чушь про загробную жизнь и вечно неупокоенных призраков? Мне стоило немалых усилий вырвать тебя из цепких лап старого Хэта. Уж он-то всегда держит крепко свою добычу. Оттуда ещё никто не возвращался. Ах, как бы я хотел…
Если бы зверь внимательно слушал своего странного собеседника, то он заметил бы странную горечь сожаления в последней фразе, произнесенной невидимкой. Однако, вместо того, чтобы слушать, преображенный векрь вдруг сжался как пружина. Мгновение, пружина распрямилась – и зверь совершил очередной безумный прыжок, такой высокий, что сильно ударился клиновидной головой о щербатые камни потолочного свода…
Векрь очнулся и чуть приподнял голову с жидкой соломы, которой был устлан холодный каменный пол. Рядом что-то громыхнуло, потом противно заскрипело, раздались осторожные шаги и приглушенные голоса.
– Опять помер… Сколько её уже тут поумирало ни с того, ни с сего, нечисти этой проклятой! И зачем нашему тару это вот всё? Мало её, заразы ентой, за стенами по лесам, по долам шастает, чтобы еще здесь, прямо под Башней держать… Тьфу, падаль!
– Тебя, дурака, забыли спросить. Давай, тащи топор и мешок, будем на куски рубить. Глянь, какой здоровый на этот раз. Только спину рвать – такую тушу тащить!
– Б-р-р… – произнес первый голос, возвращаясь. – Как вспомню, какой кровью изловили эту тварь, так до сих пор вздрагиваю. Шутка ли – пятерых наших загрыз, прежде чем жрец этот в сером балахоне скрутил его своей чуднóй магией! Голыми руками в воздухе зверя держал! А лицо его ты при этом видел, а? Потное, злое, страшное, глаза светятся… Не знаю как ты, Керим, а я страху натерпелся и тогда в лесу, и в этих джарватовых катакомбах – на всю жизнь хватит, и детям рассказывать на ночь еще останется…
– Детям? Скажешь тоже! Тут-то тебя и вздернут за разглашение.
– Да шучу я, шучу…
– То-то же. Завали уж хлебало и давай работать.
Векрь лежал неподвижно и ждал. Наконец, двое пахучих людей подошли достаточно близко, чтобы не успеть среагировать…
Он взмыл в воздух молча и стремительно, как всегда на охоте. Но в этот раз этим двоим повезло – у него сейчас самым сильным было только одно желание… Мощным ударом лап и груди он раскидал зазевавшихся стражников и приземлился уже за распахнутой решетчатой дверью темницы, в темном коридоре. Впрочем, видеть в темноте для векря как раз не составляло труда. Далеко позади только-только раздался грохот доспехов и послышались вопли напуганных людей, упавших на каменный пол темницы …
– Вот болваны!.. Куда же ты? – вдруг отчетливо послышалось откуда-то слева, прямо над ухом. – Тебе не уйти от своего предназначения!
Проклятье! – пронеслось в голове Вереса. – не отстает!
Векрь ещё ускорился.
– Постой, зверь! Ты ведь не узнал самого главного! – настойчиво продолжал вещать невидимка. Голос вдруг начал отставать, и говоривший неожиданно перешел на крик:
– Стой, проклятая тварь!!!
Векрь внутренне возликовал. Эта угасающая фраза была последней. Он несся, не разбирая дороги по бесконечным ветвящимся коридорам, ловко избегая острых каменных выступов и ни разу не попав мощными лапами в здоровенные трещины на шершавом полу… Зверь инстинктивно выбирал путь туда, откуда тянуло самым свежим и вкусным ветерком – ветром свободы и лесных просторов…
И вот, наконец, спустя какой-то час бега без остановки, он вырвался из бесконечной пещеры, из-под проклятого душного города, понесся вдоль смрадной лощины, гигантскими прыжками перемахивая через высокие кусты чернотрава и пасленницы, буйно разросшиеся на её склонах. Где-то там, позади, высоко над ним осталась неприступная каменная стена и ненавистный город людей за ней…
Скоро низина закончилась, перейдя в поросший высокой травой склон холма. Верес в десяток прыжков преодолел склон и выскочил на голую каменистую вершину. Не оглядываясь и не останавливаясь, он кинулся вниз с другой стороны холма. Устремился к зарослям деревьев плотно обступивших подножие холма. Только бы проклятый голос не вернулся! И подальше от обжигающего солнца…
Скорее! – будто кричала ему новая плоть. – Он не сможет преследовать тебя вечно! Кто на земле, да и в воздухе может потягаться с тобой?
Редкая нечисть превосходила векрей в скорости. И вряд ли какая другая – в выносливости. Потому добыча, загнанная стаей векрей почти всегда была обречена. Верес это хорошо знал. Ему не раз в прошлой жизни приходилось выслеживать стайки векрей-людоедов. Мысль оказалась вязкой и отчего-то неприятной.
Тяжелое это было занятие – охота на векрей – крайне опасное и жутко выматывающее. Но если таких тварей вовремя не уничтожить, то, однажды узнав вкус человечины – легкой и слабой добычи – за короткое время они могли вырезать целое поселение неловких и медлительных людей. Начинали они всегда с беззаботной детворы и беспомощных стариков…
Векрь нёсся сквозь чащобу, не боясь наскочить на острую как нож сухую ветку или попасть в куст непролазной змеиной колючки. Тело само со звериной лёгкостью уклонялось от опасных препятствий, перемахивало через глубокие и широкие впадины в земле, скользило по склонам оврагов и проскакивало в минимально возможные просветы между деревьями…
Верес, не смотря на то, что думать вдруг стало невыносимо тяжело, с удивлением понял, нет, скорее, ощутил, что в этом безумном и безудержном беге имелось какое-то невероятное наслаждение. Он бежал и упивался своей силой, скоростью, гибкостью… Никто и ничто не могло его остановить. И он сам никого и ничего не боялся. Только проклятый голос… Как от него избавиться?
Голос больше не возникал ни в голове, ни рядом. Зверь ликовал. Ему претило всякое чужое господство, когда он был еще человеком. И тем более – когда был зверем. Зверем… одиночкой. Память его странным образом вдруг начала соединять куски воспоминаний из прежних его «жизней».
Верес с удивлением «вспомнил» – в голове его вспыхнуло, в виде ярких, быстро мелькающих картинок – уютное векрье логово, непохожее на его последнее место дневного схрона незадолго до подлой поимки. Что-то большое и тёплое рядом… Приятный, невероятно успокаивающий запах, нежная гладкая чешуя на материнском брюхе, мокрые чёрные соски, восхитительно вкусные…
Вспышка, вновь бесконечный лес, темнеющее небо, он продолжает свой неистовый бег, и сил ещё более чем довольно… Снова вспышка – и вот он, в два раза ближе головой к земле, охотится вместе с другими двумя детёнышами на принесённую матерью мохнатую болотную выдру с перекушенными задними лапами…