В прошлый раз я видела его мельком перед Рождеством, мы выпили глёг и на закуску выкурили по сигаре. За зиму в пышных усах порядком прибавилось седины, да и цвет лица не мог похвастаться свежестью.
– Рютконен до сих пор не ушел? – проворчал Лайтио, хотя речь шла о его начальнике. Лайтио был только старшим констеблем.
– Надо же было составить компанию этой барышне, – добродушно ответил Рютконен. – Я сейчас уйду, но завтра устроим совещание в главном офисе. Пока. – Он прикрыл за собой дверь.
Только когда шум его шагов на площадке был перекрыт стуком подошедшего лифта, Лайтио кивнул мне. У нас не было принято обниматься, наши рукопожатия тоже не дышали дружелюбием, так что в знак приветствия мы лишь обменялись кивками.
– Чертовски любопытен этот Рютконен. При нем не стоит говорить ни о каком трупе. Выпьешь кофе? Или хочешь закурить? – Лайтио шагнул в комнату и закрыл распахнутое окно.
Он взял из пепельницы наполовину выкуренную сигару, сунул ее в рот, но не зажег.
– Нет, спасибо. Перейдем прямо к делу. – Я уселась, не дожидаясь приглашения, а Лайтио остался стоять у окна. – Привет из Тосканы.
– Так вот где ты была в романтическом путешествии. Конечно же, со Сталем?
– В настоящее время он известен как Даниэль Ланотте. Не знаю, сколько у Давида личин. Но он может серьезно вляпаться из‑за своего внезапного исчезновения.
Я пыталась сохранять спокойствие, хотя испытывала большую неловкость. Рассказала об исчезновении Давида, о моем посещении ресторана «Трюфель» и о трупе, в кармане которого нашла телефон Давида. Взлом ящиков комода я сохранила в секрете, но призналась, что нашла в мобильнике Давида два номера: мой собственный и второй, при помощи которого установила личность погибшего.
– И где сейчас этот телефон? – Усы Лайтио зловеще дрогнули, он поспешил зажечь сигару.
– Я бросила его в реку.
Лайтио подошел и выдохнул сигарный дым прямо мне в лицо – будто пощечину отвесил.
– Ты же сообразительная женщина, Илвескеро. И как тебе удается раз за разом делать подобные глупости? Вот так сразу уехать и не сообщить о трупе!
– Я не знала, кто он! А если убийца – Давид?
– Сначала он якобы от тебя скрылся, потом подождал, пока ты уйдешь, и притащил в квартиру своего приятеля, чтобы его убить? По женской логике такое возможно, но вовсе не по мужской. Да как ты вообще осмелилась прийти рассказывать мне подобные глупые истории! Лучше бы молчала.
Лайтио обошел комнату кругом. На ногах у него были поношенные коричневые уличные туфли; правый у большого пальца протерся почти насквозь. Коротковатые штанины тускло‑коричневых брюк позволяли видеть носки в синюю и горчичную полоску. Вытянувшаяся шерстяная кофта была такого же горчичного цвета, и на ходу с нее сыпались желтоватые ворсинки, по всей видимости кошачьи.
– Я хочу знать, кто такой Дольфини и почему его убили. Ты полицейский и можешь связаться с итальянскими коллегами в рамках служебной помощи.
– И на каком основании? Откуда мне знать о существовании этого трупа?
– Придумай что‑нибудь. Врать ты умеешь не хуже меня.
– Но ты не вляпаешься так запросто в дерьмо, потому что твоему начальнику до всего есть дело! Возьмем‑ка хотя бы Рютконена. О жителях Саво говорят, что они мастера нагородить с три короба, но на Рютконена это не распространяется! Он ни капли не кривит душой и не понимает, что ради достижения результата иногда нужно проявить гибкость, а не цепляться за букву параграфа. Да он сам – ходячая должностная инструкция, кандидат юридических наук, написал диссертацию о каком‑то вздоре, но не имеет ни малейшего понятия о настоящей полицейской работе. Ни дня не провел в патруле, не задержал ни одного пьяницы и вряд ли когда‑нибудь видел труп.