– Насколько я понял, у вас есть квартира. А здесь что делаете? – спросил, только чтобы заполнить возникшую пустоту в общении.
– Фи, квартира! Здесь свежий воздух и зелень со своей грядки.
– Любопытно, – как бы для себя отметил Кот.
– Вы придете? – ее голос в спину.
– Конечно, – не задумываясь, ответил он, оставляя на столе клочок газеты с номером телефона.
Еще бы! Он исколесил на велосипеде всю область, а тут появился реальный шанс затаиться в богом забытом сарае, насладиться атмосферой простых человеческих отношений. И Лида поверила, с улыбкой стирает носовым платком помаду с его шеи. Нет глубоких чувств, обязательств – тоже, сохраняется комната в коммуналке. Может, равнодушие и есть основа душевного комфорта. Я не приду, потому что спокоен и бездеятелен, ничто не грозит моей свободе, – констатирует Кот. А как выглядит Лида… Ничего не закрепилось в памяти, только спокойствие и равнодушие. Или не видел, не хотел видеть. Проходил мимо, споткнулся и не оглянулся. Только бы избежать возможных осложнений.
Обычное занятие в литобъединении, человек двадцать начинающих литераторов-любителей да парочка состоявшихся писателей. После прочтения главы из книги намечается раздраженное оживление.
– Валера, твой язык не воспринимается на слух. И я не увидел художественности, – говорит Анатолий Яковлевич – руководитель литобъединения, невзрачный тихий еврей предпенсионного возраста.
– А что, ему не откажешь в литературной искушенности, – возражает Наталья Львовна – увядающая седовласая женщина с ястребиной внешностью.
– Литература!? – Руководитель яростно запускает растопыренные пальцы в темную посеребренную шевелюру, с недоумением добавляет: – Какая же это литература… сплошное насилие как самоцель.
– Я только подчеркиваю, что у Валерия очень литературный язык, но все герои книги говорят одинаково. И потом… мне не нравится западная тенденция. Эти горящие машины, отвратительные эротические сцены. Какой-то следователь-одиночка. – Она повернулась к Вадееву. – Вы, наверное, работали в милиции? Видите, нет. У нас такого, о чем вы пишите, быть не может. На российский детектив не похоже. Следователь потворствует преступникам, которые чинят самосуд, по-своему даже любит их.
После ее слов никто не остается равнодушным, все хотят высказаться. В итоге – ничего хорошего. По общему мнению, автор совершает нравственное преступление, позволяя убийцам уйти от наказания, в придачу одаривает их огромными деньгами. И вообще надо писать правдиво.
Вадеев с удивлением наблюдает чудо перевоплощения тихого благонравного общества. В момент проявились нетерпимость и неприязнь. Откуда что берется…
– Непонятно почему – «Ангел ушел», если в романе совсем нет ангела, – зло цедит обделенный вниманием красавец – поэт Володя.
– Потому и нет, что ушел, – слабо возражает Вадеев.
Чей-то короткий смешок развеял грозовую ситуацию, направил обсуждение в спокойное русло. И все же Вадееву не по себе. Представляется слон в музыкальной лавке – властный, самоуверенный, непогрешимый в бездумном разрушении.
– Это ничего, – улыбается Анатолий Яковлевич. – Раньше, в прошлые века, литераторы выясняли отношения на кулаках.
– Валерий, – пытается смягчить обстановку Наталья Львовна, – у вас главный Герой проявил исключительную изобретательность при строительстве дома, является талантливым архитектором, неординарной личностью. Вы сделали его банальным преступником, что совершенно противоестественно. С какой целью?
Она права, – с грустью отмечает Вадеев, – я сам не понимаю, каким образом раздвоился, как мог из увлеченного художника превратиться в преступника. И теперь события представляются нереальными, а взятыми из чужого сна. Но при всей своей противоречивости рукопись остается правдивым документом, потому что я не кривил душой, честно отражал только факты.
Анатолий Яковлевич, судя по коротким репликам, проявляет к дискуссии относительное внимание, в то же самое время его мысли витают далеко. И он, подперев кулаком разгоряченное лицо, невыразительное из-за бликов больших роговых очков, смотрит неизвестно куда. Завод, на чьем балансе всегда находилось литобъединение, отказывается от тягостной ноши, и теперь надо шевелиться – устраивать литературные праздники с продажей входных билетов. Тут и зарыта собака. Отдается предпочтение юмористам и поэтам, то есть тем, кто может блеснуть на эстраде. Есть о чем думать. И все-таки он сохраняет интерес к различным дарованиям, будь то романисты или мемуаристы.
– Книга должна быть доброй. Как сказано в стихах:
Отчим умер, бабка умерла.Спешите делать добрые дела!– Каково, а!?.. С литературой у нас не все благополучно – я имею в виду творчество Валеры. Пусть не обижается, а примет к сведению результаты дискуссии. Мы не можем писать в отрыве от жизни, поэтому есть у нас и другие задачи… Кстати, я говорю для новеньких… Екатерина Петровна с тонким художественным чутьем. Позвольте, я зачитаю ее последнее письмо. Сама не может прийти, но периодически печатает на машинке по листику в день. – Анатолий Яковлевич поправил очки, склонился над листом. – Мне кажется, люди во многом ошибаются, подчиняясь только приятным физическим ощущениям. Есть духовная услада, дарованная богом, пристойная во всем, позволяющая не обделять своих братьев и сестер. И как пошло строить свое благополучие на ущемлении прав других людей, лишенных самого необходимого…
– Ну, ей трудно понять, ведь она одинока в своей немощности, замкнулась в себе, ушла в духовную сферу, – попыталась развить затронутую тему Наталья Львовна, окидывая всех пронзительным взглядом. – Так уж устроены люди, стремятся к материальным ценностям и в конкуренции кого-то подавляют.
– Я предлагаю послать к ее дню рождения подарок – книжку Ахматовой. Есть другие предложения? – обвел всех взглядом руководитель.
– Могу задать вопрос? – Вадеев увидел утвердительный кивок. – Я бы хотел приблизиться к искусству, то есть ближе познакомиться с вашей героиней.
– Нет проблем! – метнул бликами очков Анатолий Яковлевич. – Наталья Львовна, когда вы собираетесь пойти к Екатерине?
– Сначала надо купить книгу и потом… у нее день рождения только через неделю.
– Вот и возьмите с собой Валерия. И ей будет приятно познакомиться с новым человеком. Только подумать, уже пятнадцать!.. Договорились?
При расхолаживающей бездеятельности особенно остро воспринимается присутствие враждебного биополя. И Кот после вечерней прогулки неслышно проникает в свою комнату, не разуваясь ложится на диван. Со стороны кухни доносятся крикливый голос Бестолочи и недовольное бурчание Волка, потом и они стихли.
На короткое время его сознание расслаивается, образуется ниша, в которую приходит Она – прекрасный образ, сотканный из песен и поэзии Блока. Спокойная и уверенная в своей неотразимости, доступная его пониманию. И верная. В поэзии была незнакомкой, а здесь воображаемая конкретная женщина – Лена Гурова. Уместным и естественным выглядит ее появление в его макроскопическом мире. Тогда почему ощутимо стучит сердце, прерывается дыхание?
Она приближается к нему, разметавшемуся на диване, ладонью касается потного лба. У тебя жар, сказываются бессонные ночи, – шевелятся ее губы. Слова неподдельного сочувствия и прохладное прикосновение вызывают душевный трепет. Нам сопутствуют одинаковое восприятие действительности и радость общения, но нет взаимного проникновения – своеобразной диффузии. Всегда между нами непреодолимое препятствие, – поясняет Вадеев. Ты хочешь проникнуть в мою сущность? – На минуту она задумывается, как бы опуская на глаза дымчатые шторки. – Странно, мне это совершенно не обязательно, я вполне самодостаточная. Он знает, почему у нее такая самоуверенность и с удовольствием объясняет: Потому что ты – часть моего сознания. Вроде бы сама по себе, но существуешь за счет моего воображения. Когда мы сольемся и ты растворишься во мне, тебя уже не станет. Она понимающе кивает головой: Надо жить в материальном мире, одной духовной пищей сыт не будешь. Но ты этого не хочешь?