От глубокой обиды настроение Мерзликиной вконец портится, она уже не отдает отчета в своих действиях. Встает и, как есть в трусиках и короткой ночной рубашке, выходит из комнаты, пересекает коридор, толкает дверь в комнату старика. Худшие ожидания находят подтверждение – оба соседа сидят самодовольные и мирно беседуют. Ярость искажает ее лицо.
– Зараза! Зачем ты изгаляешься надо мной! – С этими словами несчастная женщина набрасывается на Кота, опрокидывает его вместе с табуретом.
– Что это с ней? — Кот возвращается в исходное положение.
Старик молча пожимает плечами, обращает мутный взгляд на полуголую соседку. Зато Кот улавливает психологический нюанс – молчаливое взаимопонимание Бестолочи и Вредителя. Они оба ждут. Чего? Бестолочь вовремя опомнилась, заметалась, исчезла за дверью.
Уже лежа в постели, она хотела осмыслить спонтанный поступок, но всем нутром и ягодицами чувствует поползновения приятеля, удовлетворенно закрывает глаза. У него такой возможности нет, – уже победно думает она.
Несмотря на природную застенчивость, усиленную собственным воображением, Вадеев посетил больницу. Врач-женщина сразу определила чесотку. Почему-то весело рассмеялась, задала пару незначащих вопросов, выписала рецепты на таблетки и серную мазь, проводила многозначительным взглядом.
Каждый день после акта любви они выполняли обязательный ритуал – поочередно втирали друг другу неприятную на запах мазь. Процедура необременительная, в большей степени приятная, оправдывающая некоторые вольности в манипуляциях рук. И Вадеев подозревал, что Лида от его втираний испытывала немалое удовольствие – ловила кайф, но предусмотрительно помалкивала. Вот здесь, да. Чуть нежнее! Молодец! Из тебя получится хороший массажист. Теперь поцелуй меня.
Вошло в привычку при встрече снимать всю одежду, простирывать ее и дожидаться в постели, пока она высохнет. И все равно серный запах обладал устойчивостью, исчезал медленно, привлекал внимание окружающих людей – будь то на улице или в общественном транспорте. И все же ко всем неприятностям можно привыкнуть и даже над ними посмеяться.
– А я-то начала чесаться… Вроде все нормально, а потом – зуд. Смотрю на тебя, ты не шелохнешься. Ну, думаю, хитрец! Или он терпит, или здесь совсем не то. Так ведь еще и стыдно, будто я во всем виновата… Ну и подлец ты! – Она заметила его подавленный вид, поправилась. – Прости, прости!
– Каково было мне, – однажды набрался храбрости Вадеев. – Мы с тобой уже переспали, а потом я обнаружил признаки чесотки. И поздно что-нибудь исправлять.
– Мог сразу сказать! – потеплел ее голос.
Недоверие и болезнь остались в прошлом, перед глазами свежая постель, далеко не с серными запахами. Ночь звездами подглядывает в окно, звучит космическая музыка, в полумраке ярко горит свеча. Интриганка лежит поверх постельного белья, свободно раскинув руки и ноги, соблазнительная в своей обнаженности. Магнитофон воспроизводит странные шелестящие звуки. Он, еще мокрый после ванной, таращится на ее хрупкое, почти детское, тело, мысленно восторгается утонченной красотой. И откуда в таком маленьком нежном теле берутся безграничные силы!?
– Подожди, не спеши, – шепчет она. – Я пытаюсь найти контакт с Космосом: положительные заряды благотворно влияют на придатки.
Ее холодная рассудительность может похоронить любую страсть. Внешне она проявляет психологическую сложность, сознательно показывает рисунок, пусть даже затейливый, на математически рассчитанной простейшей форме. В общении с ним Интриганка напоминает главную героиню из романа «Унесенные ветром». Задумывалась она или нет, но привлекательность литературного персонажа вдохновляет, увлекает и придает ей уверенности в выстраивании личной жизни. Хотела она или нет, но моральная поддержка книжной героини позволила ей избавиться от многих психологических комплексов, а напористость и обезоруживающая открытость стали частью ее имиджа. Кот с иронией воспринимает ее психологическую игру, понимает и уже не видит в ее опытах угрозы для своей независимости. Его забавляет детская наивность и привлекает поэтический дар маленькой женщины. Если бы еще не ее убийственная расчетливость.
Она посчитала, пора переходить к новому этапу их сближения, доверила свой личный дневник. Весь вечер он увлеченно читал, пока не обнаружил в записях нечто, разрушившее остатки сомнений. Рукопись обретала форму романа, причем пристрастного – в том виде, в каком выгодно показывать любому человеку, не помешанному на морали.
На протяжении всего дневника прослеживается образ ее бывшего учителя – Владимира Ивановича. С ним она мысленно советуется, воображает его своим мужем, в иных случаях – потенциальным любовником. Может быть, процесс идеализации учителя так увлек Вадеева, что он не торопится расстаться с дневником, а значит – с Интриганкой. Она выглядит забавной в своих фантазиях, часто показывает себя неопытной девочкой, которую он не вправе обижать. Ей хочется такой казаться, на самом деле она высокого мнения о себе – как женщине, способной на сложные интриги. И прав Ларошфуко, верный способ обмануться – считать себя хитрее других. Еще бы! Вадеев существует для нее только в образе Кота. А если бы прозрела?
– Как теперь ты относишься к Владимиру Ивановичу? – подчеркнуто равнодушно спросил он, обняв ее узкие плечи.
– Как?.. Ну, он мне дорог, много для меня сделал.
– А если бы он за тобой приударил, ты бы с радостью приняла ухаживания?
– Наверное, отдалась бы.
– Да-а? – растерялся он от подобной откровенности. – Это что же, я разыгрываю любовь, а ты можешь за просто так переспать с другим человеком? Цинично об этом заявляешь.
Она поняла, но поздно. Прижалась плотнее.
– Ну, прости! Ты помог мне реализовать себя. И потом… у тебя такое сладкое сексуальное тело. Прости меня!
– Не изворачивайся!
Итак, появился повод. Он мягко отстранил ее руки, поднялся, медленно стал одеваться.
– Ты уходишь?
– Да. Ты меня огорчила, и я хочу побыть один.
– Фи, на улице стемнело, тебе нельзя идти.
– Ничего, на последний трамвай успею.
– Ты плохой человек, я перестану тебя уважать! – В словах начала просачиваться ярость. – Забери свои подарки и никогда не звони!
– Хорошо, но в другой раз.
Пока она ищет способ побольнее ударить его, он успевает сгрести в охапку свою одежду и выбежать из квартиры. Полуодетый, в расстегнутом пальто, не дожидаясь лифта, устремляется вниз по лестнице.
– Валера, вернись! – подхлестнул его испуганный голос сверху.
– Созвонимся! – отмахивается он на запоздалое требование, радуясь одержанной победе.
Необычайно привлекательное сочетание – рекламные огни и только что выпавший снег. Естественным выглядит красочное многолюдье запорошенных улиц и бульваров. Вадеев затерялся в толпе, растворилось его сознание в эйфории погожей ночи. Наутро очнулся в постели с головной болью и слабостью во всем теле. Смутно помнятся стойка бара, бокал винного коктейля в руке, шумная компания в небольшом скверике. Заявился домой за полночь, с какой-то радости добавил стакан водки, дожидавшейся с прошлой недели.
Ах ты, грязная пьянь, чертополох, гниющий среди майских цветов! – так возмущалась совесть над его похмельными останками. И все из-за любви к свободе от унесенных ветром. Не хотелось ему становиться жертвой расчетливой Лиды, поэтому праздновал освобождение. Болезненно отозвался в мозгах квартирный звонок. Вышел в коридор, открыл дверь, а там две уличные особы – ищут дешевых развлечений. Ему тоже не мешает подлечиться, и он предоставил им деньги. Они быстро продефилировали до коммерческого киоска, а при возвращении все вместе закрылись в его комнате.