Она, как сказала сиделка Кравен, стала совершенно невыносимой.
С самого утра миссис Фрэнклин постоянно требовала то нюхательную соль, то грелку, то разные кушанья и напитки. То у неё разыгрывалась мигрень, то она чувствовала боли в сердце, в ногах, то её бил озноб, то бог знает что. Она не разрешала сиделке покидать комнату. Бедной Кравен пришлось отказаться от обещанного ей выходного дня.
Должен, однако, заметить, что никого не взволновали жалобы миссис Фрэнклин. Мы сочли её состояние обычным проявлением мнительности.
Равнодушно отнеслись к ним и сиделка Кравен, и доктор Фрэнклин. Он терпеливо выслушал жалобы жены, предложил вызвать местного врача (что она резко отклонила), дал ей какие - то успокоительные капли, долго - долго, как только мог, утешал её, а затем вновь вернулся к своей работе.
- Он, конечно, знает, - сказала мне сиделка Кравен, - что его жена просто притворяется.
- А может, у неё действительно что - то не в порядке?
- Что с ней может быть? Температура у неё нормальная, пульс просто великолепный. Это обыкновенное притворство, вот и всё.
Кравен была взбешена и говорила более дерзко, чем обычно.
- Ей нравится вмешиваться в жизнь других, постоянно беспокоить их. Ей бы хотелось, чтобы все весь день бегали только вокруг неё? чтобы даже сэр Уильям чувствовал себя виноватым, поскольку, видите ли, - "переутомил её вчера". Вот что это за человек.
Сиделка Кравен считала, что её пациентка просто невыносима. Я понял, что миссис Фрэнклин чрезвычайно грубо ведёт себя с ней, что она из того разряда женщин, кого сиделки и слуги инстинктивно не любят - не из - за хлопот, которые они доставляют, а за их манеру поведения и отношение к людям. Поэтому, как я уже отмечал, никто из нас не отнесся серьезно к её жалобам на недомогание.
Единственным исключением был Бойд Каррингтон, который ходил с видом маленького мальчика, только что наказанного.
Сколько раз впоследствии я вспоминал события того дня, пытаясь припомнить что - нибудь необычное, какие - то мелкие детали, особенности поведения, которые выходили бы из привычных рамок.
Разрешите мне ещё раз восстановить события того дня.
Бойд Каррингтон, как я уже отмечал, чувствовал себя неловко. Он считал, что накануне был слишком деятелен и эгоистичен, не беспокоился о слабом здоровье миссис Фрэнклин. Несколько раз он осведомлялся о состоянии её здоровья, а сиделка Кравен, будучи не в лучшем настроении, отвечала ему ехидно и зло. Он даже побывал в деревне и купил там коробку шоколадных конфет, но её отослали обратно. "Миссис Фрэнклин терпеть не может шоколад", - передали ему.
В расстроенных чувствах он принёс коробку в курительную комнату. Мы с Нортоном помогли ему опустошить её.
Нортона в то утро, как мне сейчас кажется, мучила какая - то мысль. Он был необычайно рассеян, временами морщил лоб, как будто пытался что - то вспомнить, и машинально ел конфету за конфетой.
Погода резко испортилась. С десяти часов утра дождь лил как из ведра.
Обычно в дождливый день у всех мрачное, подавленное настроение, чего нельзя было сказать о нас. Мы, напротив, почувствовали какое - то облегчение.
В полдень Кёртисс отнес Пуаро вниз, в гостиную. Элизабет Коул была очень мила, сыграла ему на рояле Баха и Моцарта - любимых композиторов моего друга.
Примерно без четверти час из сада показались Фрэнклин и Джудит. Она была бледной, молчаливой, какой - то натянутой. Погруженная в себя, она окинула нас рассеянным взглядом и вышла.