Хлопок, звон, хлопок.
Однажды Ив покинула спальню. Стояла ночь, и в доме царила мертвая тишина. Ив взяла Искру и, освещая себе путь, спустилась на первый этаж. В каминах догорал огонь, и мерцали красные угли. Все казалось таким же, как прежде, и оттого каждый предмет еще сильнее напоминал об отце, вскрывал рану утраты и кричал о потерянном счастье. Миновав несколько комнат, Ив повернула назад. В белой ночной сорочке, освещенная голубым сиянием Искры, она и сама походила на заблудшего призрака.
Хлопок, звон, хлопок.
В один из бесконечных дней дверь в спальню хлопнула громче, чем обычно, зазвенела посуда, но повторного хлопка не последовало. У кровати зашуршала юбка, но Ив не подняла головы.
– Вижу, леди Ив, вы намерены утопить себя в горе и отчаяние, похоронить в четырех стенах, – голос Нелл дрожал от еле сдерживаемого гнева и возмущения. – Что ж, дело ваше. Но хочу, чтобы вы знали: подобная скорбь не к лицу дочери Великого лорда! Ваш отец бы пришел в ужас, увидев вас такой! Он считал вас смелой и сильной, способной справиться с любыми невзгодами, и сильно расстроился бы, узнав, что это не так!
Ив пошевелилась. Она оторвала голову от подушки и уставилась на Нелл. Никогда прежде экономка не разговаривала так резко. Причитала, сокрушалась, но не отчитывала. В глазах Нелл горело осуждение, а упертые в бока руки, казалось, только и ждали момента, чтобы схватить Ив за плечи и хорошенько встряхнуть.
– Никогда еще мне не было так стыдно за ваше поведение, юная леди! – Нелл с укоризной качнула головой и зашагала прочь, но у двери обернулась. – К вашему сведению, два дня назад я принесла вам письмо, и оно до сих пор лежит на столе неоткрытым.
Дверь с громким стуком хлопнула, на столе зазвенели тарелки. Минуту Ив с недоумением пялилась на закрытую дверь, затем скинула одеяло и села. Воздух в комнате был застоявшимся и прохладным. Камин давно не топили. Сквозь неплотно задернутые шторы пробивался тусклый свет.
Ив поежилась.
Отец считал ее смелой и сильной… Но была ли она на самом деле такой?
Ив встала, подошла к окну и отдернула шторы. На улице стоял серый, пасмурный день, но после сумрака спальни он показался ослепительно ярким. Ив зажмурилась и отвернулась от окна. Как же долго она не видела дневной свет? Ив обвела комнату взглядом и поморщилась. Постель пребывала в полном беспорядке: простыни были смяты, одеяло сбилось в бесформенный ком. Одна подушка лежала на полу, там же валялась одежда. Из распахнутого сундука свисало белье. Ив повернулась к зеркалу и взглянула на свое отражение. Под глазами темнели круги, лицо осунулось и побледнело, волосы превратились в черный спутанный клубок. Ночная сорочка… Ив не помнила, когда меняла ее последний раз. Отец бы точно пришел в ужас, увидев ее сейчас!
Она накинула на плечи шаль и вышла из спальни. Нужно было что-то сделать… как-то все изменить… По старой привычке Ив добрела до чайной комнаты, переступила порог и остановилась, совершенно не представляя, куда идти дальше. Что она могла сделать? Что изменить? У нее больше не было цели, ей нечего было ждать, не на что было надеяться. Ив повернула обратно, и ее взгляд застыл на картинах. Размытые пейзажи висели по краям стены, а в центре сочным красками наливались живые цветы.
«Люди обычно тревожатся за будущее или печалятся о прошлом, и забывают о настоящем, – объяснял отец значение картин. – Вот почему на картинах твоя мать изображала будущее и прошлое в размытых тонах, а настоящее – яркими красками. Ведь если задуматься, все, что есть у нас в жизни, – это сейчас».
– Сейчас, – прошептала Ив.
Теперь она поняла смысл картин. С ней случилось именно то, о чем говорил отец. Она так глубоко погрузилась в тоску о прошлом и сожаления о потерянном будущем, что в итоге утратила свое настоящее. В последние дни ее жизнь превратилась в разбитую чашу. Мир стал серым и потускнел, хотя должен был цвести подобно ярким цветам с картин матери.
– Сейчас, – повторила Ив.
То, что у нее осталось. То, чем можно распоряжаться. Надо жить тем, что есть сейчас.
Первым делом Ив отправилась в баню, где смыла остатки вялости и апатии и привела себя в порядок. Горячий пар подарил телу легкость, а ледяная вода вернула бодрость, отчего на душе сразу посветлело. На кухне Ив съела кусок горячего пирога с курицей и выпила крепкий чай, впервые за долгое время ощутив вкус еды и терпкий аромат трав.
В ее отсутствие слуги прибрали спальню и затопили камин. Комната дышала свежестью и чистотой и больше не напоминала затхлый склеп. На миг снова захотелось упасть на кровать, но Ив тут же задушила в себе это желание. Она будет горевать так, как подобает дочери Великого лорда, – в глубине своего сердца, а не напоказ.
Ив села за стол и отыскала письмо, которое оставила Нелл. На конверте стояла дворцовая печать, говорившая, что письмо пришло из столицы. Озадаченная, Ив вскрыла конверт и пробежалась взглядом по строчкам. Отправителем письма оказался Микалас, помощник отца во дворце. Он сообщал, что среди личных вещей лорда Стаута обнаружил купчую, согласно которой на имя Ив был куплен в столице дом. И теперь Микалас ждет указаний, как распорядиться имуществом: будет ли Ив продавать дом или намерена в нем поселиться?
Ив опустила письмо на колени и уставилась в пространство перед собой. Намерена ли она поселиться?.. Она тряхнула головой и заново перечитала письмо. Что это значило? Отец купил ей дом в Теодене? Но почему он ничего не сказал? Хотел сделать сюрприз? Но, согласно письму, дом был куплен более полугода назад. Почему отец так долго тянул? Мысли ворочались вяло и неохотно. Информации было недостаточно, но Ив знала, кто ей сможет помочь.
Рикона она нашла в его кабинете. Он сидел за столом и делал пометки в толстой учетной книге. Ив не стала его отвлекать: тихо вошла и опустилась в кресло. Брат выглядел собранным и сосредоточенным, но в то же время усталым. Под глазами лежали тени от бессонных ночей, каштановые кудри на голове разметались, ворот рубашки был небрежно расстегнут. Только теперь Ив осознала, сколько забот и обязанностей легло на плечи брата в эти дни, и ей стало стыдно за свое безразличие. В своем горе она позабыла, что Рикон тоже потерял отца.
Наконец брат оторвался от бумаг, поднял глаза и некоторое время пристально смотрел на Ив. Затем его губы тронула улыбка.
– Знаешь, я все никак не мог понять: это действительно ты или мне только мерещится?
– Я тоже тебя рада видеть, Рикон, – пробормотала Ив. После долгого молчания звук собственного голоса показался ей странным.
Рикон откинулся на спинку кресла.
– Ну? И что же тебя заставило покинуть свое добровольное заточение? Пришла помочь со счетами или просто узнать, как дела?
– Рикон, я… – Ив умолкла.
Сарказм брата заставил ее еще сильнее устыдиться своего поведения. Ей нечем было оправдать свою слабость, ведь пока она предавалась унынию и горю, брат продолжал работать и заниматься повседневными делами.
Рикон вздохнул. Улыбка сошла с его лица, и он вновь стал серьезным.
– Я переживал за тебя, – сказал он. – Я заходил к тебе несколько раз, пытался поговорить, но ты не отвечала. Это было так… на тебя не похоже. Ты же никогда не сидишь на месте. Всегда где-то носишься. А тут за две недели ни разу не покинула спальню. Признаться, меня это сильно тревожило.
Ив сконфуженно опустила глаза. Она не подозревала, что брат приходил к ней в комнату, и его забота приятно ее тронула.
– Ладно, – кашлянул Рикон. – Я так понимаю, ты пришла ко мне не ради счетов.
Ив положила на стол письмо.
– Я хотела спросить об этом. Мне написал Микалас, помощник отца во дворце. Он сообщает, что у отца в столице был дом, купленный на мое имя. И теперь он ждет моих указаний о том, как распорядиться имуществом.