На следующий день я хотел наведаться в офис шведской миссии, чтобы по-человечески попрощаться со всеми бывшими коллегами и, может быть, попросить прощения у Кайсы за свое вчерашнее поведение, но приехавший за мной в госпиталь водитель сказал, что времени на это нет, и повез прямиком в аэропорт. Первым же рейсом я улетел в Абуджу. А там прямо в аэропорту мне вручили билет на ночной рейс Турецкими авиалиниями через Стамбул в Москву.
И вот, спустя еще сутки, я оказался дома. Приехал из аэропорта на такси и появился перед матерью загорелый, как подкопченная рыба, но исхудавший, утомленный дорогой, в потертой одежде, которая стала мне велика почти на два размера, и, опираясь на подлокотный костыль, потому что ранение в ногу хоть не было серьезным, все равно доставляло неудобства и мешало нормально передвигаться. Все мои вещи вмещались в крохотный тряпичный рюкзак. Эдакое возвращение блудного попугая.
И с этого момента я попал под неутомимый и безжалостный пресс материнского внимания и заботы, проявление которых едва ли не с первого дня стали меня угнетать. Ведь за время, проведенное в Швеции и Нигерии с перерывом в месяц между двумя этими поездками, я привык жить так, как мне хочется. Есть тогда и то, когда и что хочу, ложиться спать, когда посчитаю необходимым и возможным, одеваться, как мне удобно. А здесь я словно стал ребенком, которого мама вознамерилась в кратчайшие сроки перевоспитать и сделать таким, чтобы ей больше никогда в жизни не было за меня стыдно и не пришлось волноваться на мой счет. Чтобы я словно раз и навсегда оправдал все надежды, возложенные на сына. Вот, почему я, отдохнув несколько дней, принялся искать отдельное жилье.
Тех денег, которые я заработал в Нигерии, и кое-каких прошлых сбережений мне должно было хватить на год, даже с учетом предстоящих трат на съемное жилье. Это при условии, если бы я не работал и просто валял дурака, но я собирался для начала вернуться к своей прежней удаленной работе, связанной с переводами. А потом можно было бы поискать и что-то на постоянной основе.
Поэтому последние три дня я с утра до вечера мотался по городу. Общался с риэлторами, смотрел квартиры, приценивался, выбирал. Просто гулял. Иногда встречался с людьми из своей прошлой жизни, кого не видел несколько лет – восстанавливал утраченные за это время контакты и собирал информацию о возможной работе на будущее.
Еще одной причиной, по которой я в эти дни не хотел появляться дома, был Анатолий. Отец находился в Москве последние несколько дней. Приехал по работе. Или, в его случае, по долгу службы. Несколько раз он звонил матери, спрашивал, как у меня дела и все обещал навестить нас, но так и не приехал ни разу. Видимо, потому что я целенаправленно избегал встречи, дважды оставшись ночевать у кого-нибудь из друзей, чтобы полностью исключить возможность разговора с ним в случае, если он заявится даже после моего позднего возвращения домой. Вот я и старался проводить весь день в разъездах по городу, ночевать у друзей, а потом приходить домой утром, чтобы принять душ, поесть, переодеться, отдохнуть часок-другой, выслушать наставление от матери и снова отправиться в город по своим делам.
Сегодня я собирался совершить очередной такой маневр, ведь завтра утром Анатолий должен был улететь в Джакарту, если, конечно, он не врал матери, чтобы усыпить мою бдительность. С другой стороны, за все это время он ни разу не позвонил мне на мобильный. Почему, я не знал. Может, на самом деле не так уж он и жаждал этой встречи. В любом случае это лишь играло мне на руку.
Я своих планов менять не собирался и четко им следовал.
Встретился с риэлтором, посмотрел одну квартиру в новостройке, которая мне не понравилась и была дороговата. Потом съездил по другому адресу, указанному в частном объявлении, но там тоже оказался не мой вариант – убогий клоповник с советской мебелью, коврами на стенах и балконом, заваленным всем, что последним трем поколениям, жившим в этой квартире, было жалко или лень выкинуть.
После заглянул в шведское консульство, где когда-то работал сам и, дождавшись перерыва, поболтал с несколькими приятелями и приятельницами, которые выбежали на перекур. Все удивлялись моему загару, костылю, на который я опирался, и тому, откуда я недавно вернулся. А когда узнавали о причинах хромоты, вообще теряли дар речи и ошеломленно хлопали глазами. Одна из знакомых даже сигарету выронила изо рта себе на блузку и прожгла ее, за что почему-то обиделась на меня и удалилась с недовольным видом.
Потом отправился в центр. Пообедал в итальянском ресторанчике, прогулялся, чтобы убить время, и заглянул в маленькое кафе в Камергерском переулке, чтобы выпить чашку кофе.
Ближе к вечеру встретился еще с одним риэлтором и посмотрел две квартиры. Но я никак не мог определиться. И вроде бы все в них было хорошо: и цена, и расположение, и удобства, и близко от метро, но ни одна из них не шла в сравнение с той маленькой и уютной светлой мансардой, которую я когда-то снимал в Стокгольме. Любой из предложенных мне вариантов проигрывал той комнатке в доме на пересечении Гёрвельгатан и Лагерлёфсгатан в Мариеберге на острове Кунгсхольмен, которая служила мне одновременно и кухней, и спальней, и гостиной. Вот туда бы я вернулся, не раздумывая, а пока снова отказался, вызвав недовольное и презрительное выражение на лице риэлтора, потратившего на меня свое драгоценное время.
В последнее время почему-то все стало мне напоминать о том, что я вспоминать не любил. А именно историю, произошедшую больше года назад, из-за которой моя тихая и размеренная жизнь в шведской столице вдруг превратилась в кошмар, и мне спешно пришлось вернуться в Москву, а также наш последний разговор с Анатолием, если не считать ругани перед моим отправлением в Нигерию.
Видимо, неделю назад, садясь в самолет на забытом Богом аэродроме в районе боевых действий на севере нигерийского штата Борно, мне не стоило называться этим ненавистным именем – Эрик Хансен. Хотя, с другой стороны, назовись я другим, это имя все равно пульсировало бы в моем мозгу. Так уж он устроен. Никуда не денешься. Всплывет что-то в памяти и давай за собой разматывать клубок из мест, имен, оставшихся в прошлом разговоров, чувств и даже мимолетного аромата духов. Сам бы ты, конечно, свернул этот клубок и закинул обратно в самый дальний и темный угол, так ведь нет же. Говорят же, что специально пытаться что-то забыть – значит, постоянно помнить об этом.
А тут, как назло, накануне мне позвонил Вадим Стрельников – бывший коллега, с которым мы вместе работали в российском посольстве в Стокгольме, пока это не прекратилось, благодаря Анатолию, его старому другу Юрию Валентиновичу и той истории, в которую они меня втянули. Оказалось, что после того, как я спешно отбыл на Родину, Вадим занял мое место и продолжал работать по сей день. В Москву приехал в отпуск.
Не то, что я не был рад ему. Наоборот. В то время, когда я сам еще жил и работал в Стокгольме, из всех коллег с ним мы общались больше всего. Настоящей дружбой это вряд ли можно было назвать, но в целом общение не было никому в тягость. Или, как писал великий поэт: «от делать нечего друзья». Мы часто бывали друг у друга в гостях, посещали различные тусовки или просто могли попить пивка вдвоем. А по возвращении в Москву он через одного из общих знакомых раздобыл мой номер телефона и позвонил. Даже сам напомнил о том, что до сих пор не вернул мне около двух тысяч крон с тех пор, как я ему одолжил, когда он проигрался в покер. Так что мы договорились о встрече сегодня вечером. И я с удовольствием на эту встречу поспешил.