На них так и было написано: «Пять рублей золотом. 1823-й год». Эти монеты мог держать в руках Пушкин, Лермонтов подумать только! И вдруг он услышал:
— Это тебе на золотые зубы.
— А зачем мне золотые зубы? — спросил он растерянно.
— Вырастешь, узнаешь! — сверкнув золотым зубом, насмешливо ответил тесть.
Ничего не скажешь — это была дружная семья. Если кто болел, все ухаживали за ним, приносили фрукты и лекарства, дежурили у постели и вызывали врачей. Если кому нужны были деньги, их доставали из-под земли. Если в этой большой семье неладно жили муж и жена, их сообща пытались мирить. Все это было хорошо. Плохо было только одно: Андрея наперебой учили жить и лишали свободы. Он подарил свою свободу одной лишь Саше, он не дарил ее ни тете Маргарите, ни тете Вере, но именно тетя Вера, жена того дяди, что из Милютинского переулка, говорила:
— Ты легкомысленно относишься к Сашиному положению: ей нужны витамины.
— Нет, самое главное — эстетические впечатления, — говорила тетя Маргарита. — Гравю-у-у-ры, — добавляла она таинственно.
А тесть был глубоко оскорблен, когда Андрей захотел внести в общий котел свою стипендию.
— Плевать мне на твои деньги, — сказал тесть, шевеля лохматыми бровями.
— Но я не собираюсь сидеть на вашей шее. Я совершеннолетний, — высокомерно ответил Андрей.
— Моя шея выдержит и тебя и Сашу. Перестань, пожалуйста.
— Не будет этого, — твердо сказал Андрей. И вдруг из кухни послышались всхлипывания.
— На шее! — рыдала теща. — Скажет тоже!
К теще Андрей относился хорошо. А кроме того, он не мог видеть женских слез.
— Нина Викторовна, — сказал он. — Ну что вы, право!
— На шее! — рыдала теща и отворачивалась от него. На шее! Подумать только, что здесь обидного? И он сдался.
У него было семьсот двадцать пять рублей в месяц — деньги немалые. В первую же стипендию он купил башмаки Леше и тестю. В другой раз — шерстяную кофту теще. Потом оклеил новыми обоями всю квартиру и купил шесть стульев, старые были уже ни на что не похожи.
Он очень хотел ради Саши жить жизнью ее родных, ведь она их любила.
И вот наступил день рождения Константина Артемьевича. Андрей прочитал антологию армянских поэтов (он все любил делать обстоятельно) и приготовил тост. Когда все уселись за стол, Андрей поднял бокал.
— Подожди, подожди! Где же пирог? Ах, вот он! Ну, все в порядке! — воскликнула теща. — Простите, Андрюша!
Сглотнув, Андрей снова поднял бокал.
В передней раздался шум. Нина Викторовна суетливо выбежала из-за стола, послышались приветственные возгласы и басистый голос тети Маргариты.
— Марго, привет! Почему опаздываешь? — воскликнул Константин Артемьевич.
Стол загудел: все здоровались с тетей Марго.
— У Андрея есть тост, — сказала Саша.
— Ах, тост! Ну как же без тоста? Помню, однажды… — сказал дядя Сурен.
— Нет, погодите! Когда Леша был маленький и поправился после поноса, ему еще как раз исполнился годик…
— Мама! — Леша с грохотом отодвинул стул.
— Леша, Леша, ну что ты обижаешься? Не надо портить папино рождение! Вот Андрей хочет сказать тост! Садись, Лешенька!
Леша сел темнее тучи.
Андрей в третий раз поднял рюмку с вином.
Раздался телефонный звонок.
— Это, наверно, меня кто-нибудь поздравляет. Уверен! — сказал Константин Артемьевич, вставая.
Через минуту из передней послышался его сочный голос, он благодарил сослуживцев за внимание и просил их тотчас пожаловать к столу.