Между учёным и поэтом – лежит зелёный луг природы: перейдёт его учёный – то станет мудрецом, перейдет его Поэт – станет пророком.
Джатаки – древнеиндийские притчи о земных перевоплощениях Будды, поэтическим языком песен и танцев они передают мудрость постижения истины мира Вселенной (Человек – такая же вселенная содержащая в разуме его). Известно 547 джатак. Многие из них входят в «Суттапитаку» – «Собрание текстов», в буддийский канон «Типитака».
Принц Гаутама, сидя под деревом и предаваясь раздумьям, стал Просветлённым – Буддой.
И вот Благословенному пришли на ум такие, прежде не слышанные гатхи (стихи):
Благословенный, преисполненный сочувствием ко всем живым существам, оглядел мир своим оком просветлённого… и обратился к Брахме Сахампати с такими гатхами:
«Благословенный дает мне понять, что он будет проповедовать ученье», – и, поклонившись Благословенному, Брахма Сахампати тут же исчез. Так началась «проповедь» Будды.
Избегнуть этих двух страданий поможет Татхагата,
что достигнет просветления, постигнув средний путь, —
Ведущий постиженью и к умиротворенью,
К высшему знанию и просветленью, – к Нирване.
Этот благой восьмеричный путь таков:
Правильные взгляды,
Правильные намерения,
Правильная речь,
Правильные действия.
Правильный образ жизни,
Правильные усилия,
Правильная память,
Правильное сосредоточение.
Конец.Из Джатаки:
– — – — —
Конец.Стихотворение.
– — – — —
Конец.Продолжение.
Конец.Продолжение.
Конец.Стихотворение в прозе
По определению (фр. Po; me en prose, petit po; me en prose) – литературная форма, в которой прозаический (не осложнённый, как в стихе, дополнительной ритмической организацией) принцип развёртывания речи сочетается с относительной краткостью и лирическим пафосом, свойственными поэзии.
Злоречивый язык выдает безрассудного, надо думать немножко вперёд, к чему может подвигнуть собеседника твоя не очень приятная речь.
Клеветы и злоречья надо остерегаться, как ядовитой гусеницы на кустах цветущей розы – они (клевета и злоречье) бывают скрыты тонкими и лощенными оборотами, за которыми не всякий различит их вредную основу.
Когда уходит с небосклона солнце, всё омрачается вокруг, – и так же будет мрачным разговор однообразный, лишенный некой дерзости в словах, как будто света, и пользу та беседа мало принесёт.
Иногда ты бранишь других лишь потому, что сам боишься ситуации такой, в которую попал твой оппонент, желаешь сам быть дальше от того, за что другим ты выговариваешь.
Кто хочет соблюсти благопристойность в насмешках и шутках, тот должен понимать различие между болезненным пристрастьем человека и здравым увлечением его: насмешки над больными оскорбляют, насмешки над привычками поменьше обижают, от них (от некоторых привычек) избавить бывает и не грех…
А вот намёк, бывает и опасен, вреден:
И вообще различно отношение людей к своим внешним недостаткам: одного тяготит одно, другого другое…
Поэтому, кто хочет, чтобы его поведение в обществе было приятно окружающим, должен учитывать их характеры и нравы в своих шутках:
То, что вызовет смех в обществе друзей и сверстников, (скабрезный юмор) – будет неприятно услышать в присутствии жены, или отца, или учителя… Очень важно также следить за тем, чтобы насмешка пришлась к обстановке общего разговора или события или в ответ на шутку или чей-либо вопрос, а не вторгалась в застолье как нечто чуждое совсем и неуместное (ну, кто пошутить изволит на похоронах?).
Научись слушать, прежде чем говорить – и ты сможешь извлечь пользу.
Не обидна бывает насмешка, – если она в какой-то мере относится и к самому говорящему её.
И ни одно произнесённое слово не принесло столько пользы, сколько множество не сказанных слов – молчание золото. Но человек вынужден говорить, общаясь – тогда и нужно раскидывать серебро слов прекрасных вокруг, серебро ничуть не хуже бывает.
Конец.«Поэтическое»
Закончился лес, безо всякой опушки, сразу за высоким «забором» из елей и сосен открылось поле. В лиловой дали тонули холмы, и не было видно их конца. Высокий бурьян колебался в поле от ветра. Носился коршун невысоко, нацеливаясь и высматривая свою добычу. Воздух все больше застывал от зноя и тишины, покорная природа цепенела в молчании…. Ни «громкого» ветра, ни бодрого свежего звука, и на небе ни облачка.
Но вот, наконец, когда солнце стало спускаться к западу, холмы и воздух не выдержали гнета и, истощивши терпение, измучившись, попытались сбросить с себя иго жаркого дня. Из-за холмов неожиданно показалось пепельное-седое кудрявое облако. Оно переглянулось с широким полем – я, мол, готово, – и нахмурилось, превратившись в тучу. Вдруг в стоячем воздухе что-то прорвалось, сильно рванул ветер и с шумом, со свистом закружился по полю, словно оттолкнувшись от стены леса позади меня и взъерошив мои волосы на голове. «Наверное, дождь будет» – подумалось. Необычайно быстро туча закрыла весь горизонт и приблизилась. Тотчас же трава и высокий бурьян подняли ропот, по дороге спирально закружилась пыль, побежала по полю и, увлекая за собой сухие травинки, стрекоз и перья птиц, вертящимся столбом поднялась к небу и затуманила закатное солнце.
У самой дороги вспорхнула птица. Мелькая крыльями и хвостом, она, залитая еще светом солнца, походила на рыболовную блесну или надводного мотылька, у которого, когда он мелькнет над водой, крылья сливаются с усиками и кажется, что усики растут у него и спереди, и сзади, и с боков…. Дрожа в воздухе, как насекомое, играя своей пестротой, эта небольшая полевая птичка поднялась высоко вверх, по прямой линии, потом, вероятно, испуганная облаком пыли, понеслась в сторону, и долго еще видно было её мелькание….
Невесело встретила меня моя заветная родная сторона. Вскоре пошел густой дождь. И в чистом поле мне совершенно негде было укрыться! Так я подошел к родной деревне – весь мокрый и слегка замерзший, и постучался в первый же дом на краю.
Конец.Акустика
Стихотворения.
– — – — – — —
– — – — – — —
Конец.«Фабрика человеческого познания» – это философия
В изучении философии есть тройная выгода, как говорил один профессор.
Во-первых, – люди научаются «философствовать» – то есть мыслить. Это дается отнюдь не многим.
Во-вторых, – перед взором изучающего проходят картины мира, как понимало мир человечество на протяжении всей своей истории. А это доступно многим и не только из школьной программы.
В-третьих, – люди могут получить университетский диплом, учась на факультете философии. Это могут все.
Так профессор начинал свои лекции, он преподавал философию.
Профессор № «читал» курс лекций введения в философию и вёл семинар по Канту. Сам семинар был очень строгий и многих, наверное, отпугивал. Он был построен на разъяснениях понятий – это, как понимал тот или иной термин Эпикур и как тот же термин понимал Платон, и как Аристотель, и как термин этот предстаёт у Канта в его «Пролегоменах», в первом издании «Критики чистого разума», и во втором издании и так далее.
Мы изучали Канта, его «Пролегомены», но научались мы другому… учиться! Мы начинали понимать, что такое источник, что такое текст, что такое термин, что такое библиография, что такое формулировка (где была школа (?): почему в школе всему этому нас не научили?)…
В первые же недели выяснялось, насколько это плохо, если ты не знаешь ни слова греческого языка, и насколько ужасно, если ты полез в философию, не зная немецкого языка… Да, это было введение в высшее образование.
Помнятся мне эти кристаллы счастья – дважды по два часа в неделю обучения в ВУЗе, что выпадали мне в юности. Это были уроки чистого мышления. Без зубрёжки, без гнусного трепета и боязни, что тебя вдруг вызовут отвечать к доске, а ты ничего не знаешь… Только что оконченная средняя школа виделась отсюда, с высоты семинара и лекций, как давно прошедший детский садик… Там, в школе, мы были просто обезьяны, подражающие и повторяющие за учителем, а теперь мы «пыжились», чтобы из обезьяны превратиться в Человека.