Он особенным взглядом посмотрел на меня и начал думать о нас с ним такие бесстыдные вещи, что я едва удержалась, чтобы не рассмеяться.
- Не нужно меня ревновать, - вслух попросил он.
Мне ничего не оставалось, как помочь ему снять с Дуни рубашку. Груди у нее были хуже, чем у меня и, вообще, голой она мне совсем не понравилась. Алексей Григорьевич поговорил о чем-то с немцем, но тот только фыркал и ничего ему не отвечал. Тогда он силком посадил Дуню в постели и зачем-то начал прижиматься ухом к ее спине. Я сначала не поняла, что он делает, но потом узнала через его мысли, что он так проверяет, что у нее внутри.
Когда кончилось это безобразие, и мы уложили девушку на место под одеяло, Алеша спросил у меня, что я у нее узнала. Я на минуту задумалась. Ни о чем таком Дуня не думала, она как бы спала, но в мыслях видела какого-то парня. Он был кудрявый, и звали его Семеном. Тогда я догадалась, в чем дело и сказала, что она, скорее всего, влюблена.
- Ты это что делаешь, идиот! - вдруг громко закричал Алеша.
Я сначала подумала, что это он за что-то рассердился на меня, но он бросился к немцу и оттолкнул его от полатей.
- Я должен исполнить свой долг! - сказал немец по-нашему, поднимая руку с ножом над девушкой.
Я испугалась, что он сейчас зарежет Дуню, но Алеша успел его оттолкнуть и приказал уйти. Немец уйти не захотел. Тогда он схватил его за плечо и силком вытолкал из комнаты.
- Чего это он? - спросила я. - Никак душегуб?
- Нет, он так людей лечит, - спокойно объяснил Алеша, - выпускает, как он думает, лишнюю, больную кровь. Никогда не позволяй с собой такого делать, - строго добавил он. - Это неправильное лечение.
- Ну, что, ваше благородие? - спросил, заглядывая в комнату, Фрол Исаевич.
- Пока ничего не знаю, - ответил Алеша, - но немца больше сюда не пускай, если не хочешь проститься с дочерью! А кто такой Семен?
- Семен? - удивлено переспросил Котомкин. - Какой еще Семен?
- Ну, такой красивый, кудрявый.
Фрол Исаевич удивленно на нас смотрел, не умея взять в толк, о ком он спрашивает.
- Есть у вас тут хоть какой-нибудь Семен? - повторил вопрос Алеша.
- Есть подмастерье с таким именем, - ответил портной, - только откуда ты его знаешь?
- От блюда, - почему-то сказал Алеша.
Что такое блюдо я знала, но почему он сказал, что узнал о Семене от блюда, а не от меня, не поняла, но спросить не решилась.
- Красивый, говоришь? - переспросил Фрол Исаевич.
От внезапного гнева его лицо стало красным, и он сильно ударил кулаком о ладонь.
- Так вот оказывается в чем дело! Ну, я его стервеца!..
- Фрол Исаевич, - укоризненно сказал Алеша, - вы же умный человек. Девушка влюбилась, признаться вам боится, вот и впала в смертельную тоску. А вы еще натравили на нее ненормального немца, он из нее чуть всю кровь не выпустил.
- Семен пустой человек, - ответил портной, - на прошлой неделе напился пьяным, начал буянить, вот я и велел его гнать в шею. Да видно, барин, твоя правда, сейчас понял, как я его прогнал, Дуня-то и занедужила. Только сам посуди, зачем мне такой зять?!
- Вам не о нем нужно думать, а как дочь спасти. Приблизьте его, приласкайте, пусть он себя покажет. Если окажется пьяницей и пустым человеком, пусть она сама это увидит.
Портной хмурился и возражал Алеше, но я уже знала, что он про себя согласиться уступить дочери. После него я начала слушать, что думает Дуня. Как только речь зашла о Семене, она тотчас очнулась и начала подслушивать разговор, притворялась, что лежит без памяти. Мне стало ее жалко, но потом еще жальче стало себя. Обо мне так никто никогда не убивался. Даже когда я умирала, за меня переживал только один Алеша. Я с благодарностью посмотрела на него и вдруг поняла, что он мой самый близкий человек, и я не побоюсь никакого греха и дам ему все, что он только от меня захочет.
Потом мне весь вечер пришлось хлопотать с больной Дуней. Сначала мы с теткой Степанидой кормили ее куриным взваром, который Алеша называл бульоном. Потом мыли в корыте, и укладывали спать. А когда пришло время ложиться нам, мне не спрашивая, постелили на женской половине в комнате хозяйки тетки Степаниды. Алеша по этому поводу очень расстроился, а я сделала вид, что очень рада ночевать со старой знакомой.
Степаниду Котомкину я немного знала. Ее родители жили рядом с нами, и она иногда по церковным праздникам их навещала. Женщиной тетка Степанида была хорошей, доброй, не кичилась богатством и всегда, когда приезжала к своим, одаривала гостинцами и нас, соседских ребятишек.
Теперь, когда ее дочка ожила, она не могла нарадоваться ни на нее, ни на чудодейственного лекаря. Когда мы легли, я очень хотела спать, но она помешала, заговорила о своих деревенских родичах и знакомцах.
Когда я рассказала все новости, Степанида завела разговор о новом барине, а под конец начала допытываться о нас с Алексеем Григорьевичем. Я рассказала о нем все, что и без того знали дворовые, но ей этого было мало. Очень уж ей хотелось узнать, что у нас с ним было.
- Значит, ты теперь при нем? - как бы невзначай, интересовалась она.
- Да, тетя Степанида, он же меня от смерти спас, вот теперь за собой и возит, - ответила я.
- А как у вас с ним? - осторожно пытала она, изнывая от любопытства.
- Если ты об этом, то у нас ничего с ним нет, - ответила я, - я ведь замужем!
- Знаю, как ты замужем… Неужто барин тебя ни к чему не принудил?
- Не принудил, он не такой и я не такая! - гордо ответила я.
Тетка Степанида не поверила, подумала, что я вру, как в таких делах врут все бабы и подъехала с другой стороны:
- А тебе-то самой он люб?
Я хотела сказать, что нет, не люб, но как-то само собой получилась, что сказала правду.
- Значит, тронул молодец девичье сердечко? Чего ж ты тогда вместе с ним не спишь? - задала портниха глупый вопрос. Постелила-то у себя в комнате мне сама.
- Не знаю, как-то так получается, то болела, теперь вот к вам приехали. Стыдно…
- Вот глупая, - засмеялась тетка Степанида, - чего ж стыдится, когда любится? Хочешь, я вас сведу?
Ее предложение меня удивило, в нем можно было заподозрить дурной замысел, но у нее в голове не было ничего плохого, она и правда желала нам счастья. Мне стало любопытно узнать, почему она так хлопочет, и я спросила:
- А тебе тетя Степанида, какая от того корысть?
- Тебя дуреху жалко, - неожиданно сказала портниха, - ты молодая, и не понимаешь, что мужики без этого жить не могут. Не с тобой он будет, так другую найдет. Мужчина твой лекарь видный, долго один не пробудет.
Не знаю почему, но сердце мне кольнуло будто иглой.
- Так боязно, все-таки грех! - попробовала отговориться я.
- Конечно грех, - согласилась тетка Степанида, - только не согрешишь, не покаешься, а не покаешься, не спасешься. Это наша женская судьба мужиков прельщать. Все они кобели одинаковые, только об одном думают! - с горечью добавила она и подумала о своем Фроле Исаевиче.
Я хотела возразить, заступиться если не за всех мужчин, то хотя бы за Алешу, но вспомнила, что с тех пор, как начала проникать в чужие мысли, сам убедилась, что так оно и есть на самом деле. Почти все мужики действительно кобели и потому промолчала. Конечно, правда и то, что женщины, как и мужчины, думают примерно о том же самом. Может быть, не так прямо, но зато много больше.
- Если хочешь, пойди к нему сейчас, - вдруг предложила Степанида, - а утром вернешься сюда, никто и не узнает.
- Нет, я лучше буду спать здесь, пусть он отдохнет, а то он за время моей болезни совсем измучился, - отказалась я.
- Ну, как знаешь, - сказала, зевая, портниха. - Я тоже за время Дуниной болезни вся извелась. А ты не знаешь, как твой барин о Дуне и Семке-то узнал?
- Не знаю, - соврала я. - Он много что делает простому человеку непонятного.
- А он часом не колдун? - испугалась Степанида.
- Как можно, я сама видела, как он на иконы крестится, - опять соврала я, Алеша при мне ни разу не молился. - Колдунам накладывать на себя крестное знамение их законом заказано!
На этом наш разговор внезапно прервался, я встревожилась, почему тетка Степанида не отвечает. Оказалось, что она заснула на полуслове. Я вздохнула, умастилась на жестковатой лавке, и начала думать о том, как вдруг, в одночасье поменялась вся моя жизнь. Потом закрыла глаза и не заметила, когда наступило утро.
- Вставай лежебока, проспишь царствие небесное, - весело сказала, наклоняясь надо мной хозяйка, и я проснулась.
На дворе уже был ясный день, а на душе приятно и празднично.
- Вставай живей, твой уже давно тебя кличет, - поторопила Степанида.
Я засмеялась от радости жизни и вскочила с лавки.
- Ишь, егоза, как веселится! - шутливо заворчала тетка. - Помоги вон мальчишке отнести барину умывание.
Мы с учеником-мальчишкой в четыре руки отнесли Алеше умывальник в виде глиняного барашка. Он был необычно интересный, когда его наклоняешь, изо рта выливается вода. Я никогда еще не видела такого чуда. Пока Алеша умывался, тетка Степанида не уходила, следила, чтобы гостю все в ее доме понравилось.
Алеша вел себя степенно, как полагается лекарю, расспрашивал хозяйку о делах и здоровье, но как только мы с ним остались вдвоем, тотчас на меня набросился. Я ему не давалась, а он меня целовал и везде гладил руками, так что я еле успевала отбиваться.
- Ну, отпусти же, сумасшедший! - наконец взмолилась я, когда он потянул меня на полати. - Сейчас же кто-нибудь придет!