А что толку? С чего он взял, что я пойму человечество, если даже его не могу понять?
– А я бы хотел, чтобы мои родители остались дома. Черт, да кой сдался мне этот диплом?
– Джек, ты чего? У тебя уже есть работа, ты будешь хорошо зарабатывать.
Шеннона уже наняли бухгалтером в одну чикагскую автотранспортную компанию с окладом двести пятьдесят долларов в месяц – сумма по тем временам неслыханная. Когда Инди поинтересовался, как он получил эту работу, Шеннон буркнул что-то насчет «семейных связей».
– У тебя даже останется время играть в клубах, – продолжал Инди. – Эй, ты не забыл, что вечером мы идем в «Королевские сады» на Кинга Оливера? Настоящий новоорлеанский креольский джаз. В общем, все дается тебе в руки само. Чего тебе еще не хватает?
Шеннон молчал, пока они не перешли улицу.
– Ты ведь собираешься играть, разве нет? – спросил Инди, рассматривая проезжающее мимо сверкающее новехонькое авто «Жестянка Лиззи».
– Я заключил сделку.
Инди заметил, как помрачнело лицо приятеля.
– Какую еще сделку?
– Я должен бросить джаз. Такова цена моей работы.
– Бред собачий! Чего это ради?
– Это «несерьезная» музыка, Инди.
Инди знал, что джаз с трудом пробивает себе дорогу. Многие белые считают, что синкопированный такт – ритмический акцент в неожиданном месте – и импровизация являют собой «музыку диких джунглей». Как сказал по радио один комментатор, «она заставляет слушателя дергаться странным, непредсказуемым образом».
– Дерьмовая ситуация, Джек, ведь ты мог бы достичь высот Эрла Хайнса и Джонни Доддза. Вот увидишь, как только эту музыку оценят, все переменится.
– Вот уж не знаю, дождусь ли этого, – Шеннон покачивался из стороны в сторону, размахивая длиннющими ручищами в такт собственному ритму. – Знаешь ли, в бесчинствах на Южной стороне обвиняют джаз. Можешь ты в это поверить?
– Да ведь бузотеры не имеют с джазом ничего общего.
Расовые волнения в городе стали ложкой дегтя в бочке медоточивого блаженства нации по поводу победы союзных государств в Мировой войне. Буйствующие толпы создавали печальный контраст грандиозным парадам, промаршировавшим по Пятой авеню в Нью-Йорке, знаменуя триумф американской нации.
– Это не парадная музыка, Инди. Ты понимаешь, о чем я. Слушая ее, никто не чувствует себя эдаким чертовым героем, вот в чем проблема.
– Да ведь ты всегда можешь поехать со мной в Европу и начать новую жизнь, – хмыкнул Инди.
– А по-твоему, я об этом не думал? Я чертовски тебе завидую. Тебе там придется по вкусу.
Инди не сомневался, что Париж его пленит, а вот перспектива стать специалистом по мертвым языкам – вряд ли.
– Еще бы! Вот только меня как-то не прельщает всю жизнь торчать в библиотеках и корпеть над пыльными манускриптами.
– Ты только об этом и твердишь. А зачем же едешь?
– Да просто не хотел упускать такую возможность, и все.
Шеннон внезапно свернул в переулок, жестом пригласив Инди за собой.
– Ты куда?
– Пойдем, – заговорщицким шепотом пояснил Джек. – Я же сказал, куплю пузырь.