На улице гуляют дети.
Вдали темнеет: туча тут.
Я дождь столь вовремя заметил —
К Марие девочки зайдут.
Сказать им правду? Нет, нельзя!
Мешок мне нужен невелик.
Скажу, уехала к друзьям.
Сам закопаю – гробовщик.
Но вынести ее с почетом невозможно:
Детишкам травма на года.
Господь, ну как же это сложно —
Везти в мешке ее туда.
Вчера она была живая.
Какой холодный женский стан.
Рука теперь совсем другая.
Она ли это, аль обман?
Столь мягкой плоти я не видел.
Недвижна, странно… подожди!
Я не был на нее в обиде,
Но как-то чувства не пришли…
И вот я с мамочкой в мешке
Иду, смотрящий на детей,
От тяжести снимя китель,
На кладбище с женой своей.
***
Лопаты нет – копал руками.
Улыбкой тени озарил.
Душою был не с ней, с мечтами.
Слезою капнул на настил.
Ее могилу подготовил.
Осталось только сбросить труп.
Но что со мной? Я так безволен!
Пустить Марию не могу…
И мысли гнусные созрели —
А стоит мне без Маши жить?
Мы вместе с нею постарели.
Мне одному ль на свете быть?
Мария, Господи, прости!
Что я удумал? Трепетно и страшно…
Такие мысли в голове растить!
Я не могу – люблю вас, Маша!
Я взял Марию на плечо
И в спешке в дом помчался с нею.
Душою клялся горячо:
«Я буду рядом, коль не побледнею!»
***
Я закопал ее в саду
И каждый божий день
С утра к могиле подойду,
Поставлю к ней сирень.
И сяду тихо рядом,
На место то смотрю.
Меховые наряды
Ей, как живому, шью.
***
Не отходил с могилы месяц,
Не отходил и два.
Я понял – в моем сердце
Огромная дыра.
Среди темнейшей ночи
В сарае за углом,
Отбросив мысли прочи,
Я думал о былом.
Я клеил меховое
И платьев столько сшил!
Теперь нас снова двое,
Я снова не один!
Я чучело Марии
Создал в сарае сам.
Сердечно не вините.
Уж слишком заскучал…
Ну нет! Она не кукла
С красою неземной!
Ну вот – она кивнула:
Согласна ведь со мной.
Сажал ее за стол —
Детишки в слезы вдруг.
Чего вы глупы столь?
Ведь мама с вами, тут!
Расчёсывать ее,
Кормить едой своей,
Ловить прекрасный взор
Родных жены очей.
Заснуть в обнимку с ней,
А лучше и не спать.
Беседовать нежней
Всю ночь и не устать.
В один из этих дней
Сидели мы с Марией
В беседке потесней,
Влюбленные, родные.
Вбегает дочка к нам,
Кричащая, в слезах,
Зовёт: «Быстрее, пап!»
И тянет за рукав.
Улыбкой я ответил:
«Я с мамой, погоди.»
«Но папочка, нам надо
Быстрей-быстрей идти!»
Упала тут она
На землю холодна.
В истерике лежа́,
Кричала о сестре.
Как тонет та в реке,
А я не вижу вдоль,
Сижу тут вдалеке,
Закрыв мечтою боль.
Я понял только вскорь —
Заела сердце скорбь:
Дочурки нет —
Она в реке
Покоится весь век.
Утопла и лежит на дне
Родной мой человек…
***
Страдалец – должен был страдать!
Какая боль! Такое не опишешь…
В руках дочурки локон, прядь.
Гробы труднее строить для детишек.
Коробка – маленький объем,
Как будто бы подарочная пачка.
И все бы ничего, но в нем
Лежит ни платье, ни собачка,
А дочь, навечно в сне ночном.
***
На кладбище царит покой.
Я снова тут, и тишина.
Ломают виденье мирской
Греховности мои друзья.
Антоша Дубов, старый друг,
При жизни был не понят.
Я всем о друге расскажу!
Ведь память не схоронят.
Ты мертвый, может, ну и что?
Живее всех живых!
Ты лучший, Тоша, ты святой
Среди людишек злых.
***
Я куклу Маши закопал
С дочуркою своей,
Я ниц пред ними, плача, пал.
Бывает ли больней?
Но день уж завтрашний настал —
Я встал уже сильней!
К второй дочурке зашагал:
Я ей сейчас нужней…
Пустышка
В моей судьбе немало бед:
Цингою съеден с ранних лет;
По морю плавал – был матрос,
В морях родился и подрос.
Не видел матери, отца.
Любви не видел, ласки.
Пиратам резал их сердца
Без страха, без опаски.
Когда же сушу показал
Мне старый капитан,
Я спрятал в ножны свой кинжал,
Пьянел, но не был пьян.
Боялся к людям подойти
(А к женщине уж ясно)
И не был так несчастен
За два десятка лет.
Как странно человек,
Живя в своем лишенье,
Его не видит век,
Пока не обратит
Вниманье к окруженью,
Что с дивным выраженьем
Богатство то растит,
Чего в помине нет.
***
Матрос ваш на волнах
Не видел, не мечтал
О женщине во снах.
Не думал наяву.
Но как в любви предстал
Лишь зрителем с трибуны,
В душе порвались струны,
Сломался пьедестал.
Но тут явился ангел:
Глаза – морская гладь.
Отбросил за день пьянки
И начал тихо ждать…
Авось меня заметит,
Увидит, подойдёт?
На взгляд своим ответит,
Растопит вечный лёд…
И вот она так близко,
Я запахи ловил.
Воротит нос от виски.
А я смотрю без сил.
Не выдержал – подсел,
Запнулся от волненья.
Прикинуться бы тенью…
Я смеха ожидал.
Увидел снисхожденье
К тому, как я слабею,
При виде глаз мелею.
Слюну, спеша, глотал.
Сошлись мы быстро с нею.
Зажили в берегу.
Живу, томясь, жирею,
В лицо ей часто лгу.
Мне нравилось, как мы
С ней в мире проживали;
Мне нравилось, как мы
Друг с другом хорошо
Другого понимали,
Поддержки не искали,
Покуда друг у друга
Мы за спиною есть.
Любил идиллию у жизни.
Жену я не люби́л…
Душою был безжизнен,
Другое говорил…
"Люблю-люблю" – я молвил,
Но чувствовал не так.
Не позволял злословить,
Однако часто лгал.
Она ж любила явно,
Как матерь надо мной,
Любивши постоянно,
Не думав головой.
В субботу спозаранку,
Чуть пел в окне петух,
Схватив хлебца буханку,
Собрался в дальний путь.
Решил в средине ночи,
Что в море обрету
Любви старинный очерк,
Потерянный в бреду.
Оставив ей записку,
Сбежал я к кораблю.
Поступок, может, низкий…
Другого не найду!
***
На первой же неделе
Нача́лся ураган.
И чайки загалдели!
Глядели тут и там!
***
Океан холодеет, ветер свистит
В уши, полные гула.
За бортом, на воде, злеет бандит —
Плавает жадно акула.
На пене морской,
Гордясь глубиной,
Лежала (прекраснее нет!)
Девушка – дама, чудесной чертой
Имела в себе самоцвет.
Сиреневым платьем, блеском лица
Манила она за собой.
Клокольный звон слышо́н у венца.
Я хочу быть, богиня, с тобой!
За волнами сиренью светилась она.
(Насколько красивей жены!)
О милая муза, моя красота,
Мне глазоньки ваши нужны!
Вода холодна, вода холодна!
Быстрее сбирайтесь, матросы!
И бездна черна, и бездна черна!
Рубите и снасти, и тросы!
Я к ней, боже, к ней
Быстрее-быстрее!
Руби поскорее, быстрей!
Я прыгну на волны,
О милое море,
Укутай заботой своей!
Я прыгнул на волны,
Весь силою полон.
Акула за метры снуёт.
Оглу́шенный громом,
Чрез крики и стоны,
Моряк за любовью плывёт!
***
Не дали мне псы!
Не дали собаки!
Достали меня: я брыка́лся и бил.
В каюту тащили, оставили в мраке.
Закрыли, крича, чтоб я больше не пил.
Опьянён, но не хме́лем
Я был в этот миг —
Достигнутый пик
Наслажденья!
Я поник,
Вспоминая,
Тот сладостный крик,
Те слова о любви – откровенье!
Я в трюме горячем
Не плакал, не ныл,
Не думал о теле. Идут…
Вот голос на мачте:
Корабль приплыл.
Прошел без меня весь маршрут.
***
Я дома опять, в дверях ждёт жена.
Ну сейчас тут начнется – я знаю.
Давай же, давай, нападай на меня.
Я нападок твоих ожидаю…
Жена, а, жена?
Ну чего ты молчишь.
Ну скажи ты хоть слово, чего?!
А, ты тут плачешь, я понял, малыш:
На мужа плевать своего…
Ни слова не скажешь, на жалость нажмёшь.
Не дом, а сплошная печаль!
По морю скучаю. А тут сто́ит грош
Господем оставленный край.
***
По барам шатался.
Не есть и не пить
По дням собирался
Я там.
Но лишь предавался,
Приня́вшись грустить,
Прекрасным и сладким мечтам.
Я жил? Я живу!
А может и нет…
Вне памяти тело живёт.
Не чувствую время,
Не чувствую свет…
Уж день, али может и год.
Как будто в канаве, во рву
Я живу,
Дрожу,
Оставаясь лежать.
Мне кажется, вот, я встану, ворвусь
Во тьму,
Побеждая печаль…
Но я не встаю,
Успокоив себя.
Но хотя!
Я люблю, я люблю!
Вставай же, вставай!
На бога кляня,
Опять не встаю, не встаю…
Не чувствую время,
И жарко во мне.
В голове
Помутнение, каша.
Пытаются чувства мне сердце согреть,
Весь мир в серый цвет перекраша.
"Не только ты сер,
Вот тот вот серее!
Все серо во времени, друг.
Не тускл твой герб,
Пока ты светлее,
Чем весь человеческий круг."
***
На небе звезда. Я дома ложусь.
Ослеплен звездою сквозь окна.
Я веко прикрою, главой повернусь.
Ненавижу столь чистые стекла…
Жена приобнимет. Приятно ли мне?
Мне вроде приятно, но мерзко.
В сознании я, ещё не во сне,
В объятии любящем, женском.