Если я мог спасти его, я должен был.
Мы могли провести переливание крови с помощью шприцов, но Дэриус настаивал на традиционном способе с кончиками пальцев. Он был взволнован, несмотря на опасность, и хотел сделать всё старым путём.
— Если я собираюсь стать вампиром, я хочу быть истинным вампиром, — ворчал он. — Я не хочу скрывать свои метки. Всё или ничего.
— Но будет больно, — предупредил я его.
— Меня это не волнует, — фыркнул он.
У Энни оставались сомнения, но в конце концов она согласилась на этот план. Она бы не сделала этого, если бы Дэриус колебался, но он стоял на своём с мрачной решимостью. Я не хотел допустить этого — и не говорил этого громко, — но у него был общий с отцом взгляд. Стив был безумно злым, но он всегда делал то, что собирался сделать, ничто не могло изменить его намерение. Дэриус был таким же.
— Я не могу поверить, что это происходит, — вздохнула Энни, пока я сидел напротив Дэриуса и готовился вонзить ногти в кончики его пальцев. — Ранее сегодня вечером я думала только о завтрашнем походе по магазинами и была здесь, чтобы впустить Дэриуса, когда он придёт из школы. Тогда мой брат возвращается в мою жизнь, и говорит мне, что он — вампир! А теперь я привыкаю к мысли, что могу потерять его так же быстро, как и нашла — и моего сына тоже!
Она почти отказалась, но Элис подошла к ней и мягко сказала:
— Хотели бы вы потерять его пока он человек, или когда он станет убийцей, как его отец?
Это было жестоко, но стабилизировало нервы Энни и напомнило ей, что поставлено на карту. Отчаянно дрожа, бесшумно плача, она отступила и позволила мне продолжить.
Без всякого предупреждения я вонзился ногтями в нежную кожу на кончиках пальцев Дэриуса. Он взвизгнул от боли и дёрнулся в кресле.
— Не надо, — сказал я, когда он поднес пальцы ко рту, чтобы облизать их. — Пусть кровоточат.
Дариус опустил руки. Треща зубами, я когтями правой руки сделал рытвины на кончиках пальцах левой руки, потом наоборот. Кровь хлынула с десяти мясистых весен. Я нажал мои пальци над пальцами Дариуса, и держал их в то время как моя кровь течёт в его тело, а его кровь в моё.
Мы оставались в захвате в течении двадцати секунд… тридцати… больше. Я мог чувствовать клетки вампирца как только его кровь влилась по моим венам, зуд, сжигание, шипение. Я игнорировал боль. Я мог видеть, что Дариус тоже чувствовал изменения, и это приносило ему боль больше чем мне. Я прижался ближе к нему, таким образом, для него было не возможно отделиться.
Ванча стоял на страже, наблюдал за нами, считал. Когда он понял, что времени достаточно, он схватил мои руки и оттащи мои руки подальше. Я громко задыхался, но половину улыбался, потом упал на пол, корчась в агонии. Я не ожидал, что клетки умрут так скоро и был не подготовлен к зверской скорости реакции.
Во время моей судороги я видел, как Дэриус резко вжался в кресло, выпучив глаза, громко дыша и дико болтая руками и ногами. Энни поспешила к нему, но Ванча отодвинул её в сторону.
— Не мешайте! — рявкнул он. — Природа должна идти своим чередом. Мы не можем встать на пути.
В течение нескольких минут я был дико согнут на полу. Мне казалось, что моя кожа в огне. Я испытывал ослепляющие головные боли и дискомфорт во время чистки, но это был новый уровень боли. Давило на глаза, как будто мой мозг собирался вылезти через глазницы. Я зажал руками глаза. Не знаю, ревел я или хрипел — я ничего не слышал.
Меня стошнило, затем затрясло. Я уткнулся во что-то твердое — телевизор, откатился назад и ударился о стену. Я вцепился ногтями в штукатурку и кирпич, борясь с болью.
Наконец давление спало. Тело расслабилось. Меня перестало трясти.