Мы оба хотим узнать правду, но в деле этом очень много странностей, и поэтому, чтобы выяснить истину, необходимо прилагать совместные усилия, независимо от наших взглядов и жизненных установок.
Сержант одобрительно кивнул и продолжал:
— На мой взгляд, заподозрив кого-либо, следует по крупицам собирать доказательства. И тогда мы придем к выводу, а возможно, отбросим все другие версии, оставляя лишь самую подозрительную из всех нами рассмотренных. После этого нам нужно…
В эту минуту дверь открылась и вошла мисс Трелони. Едва увидев нас, она сделала шаг назад, воскликнув:
— Ах, простите! Я не знала, что вы здесь.
— Пожалуйста, входите, — предложил я, — Мы с сержантом Доу просто разговаривали.
Неловкая ситуация разрешилась сама собой: появилась экономка и сообщила:
— Пришел доктор Уинчестер и желает видеть хозяйку.
Повинуясь взгляду девушки, я покинул кабинет и последовал за ней.
Осмотрев больного, доктор сказал нам, что видимых перемен не обнаружил. Он добавил, что хотел бы остаться в доме на ночь. Маргарет заметно обрадовалась, услышав это, и приказала экономке приготовить для него комнату. Позже, когда мы остались с ним наедине, он вдруг сказал:
— На самом деле я хотел побеседовать с вами без свидетелей, и, по-моему, лучше всего это будет сделать вечером, когда мисс Трелони отправится дежурить к отцу.
Мы по-прежнему придерживались с Маргарет очередности наблюдения за больным. Вместе мы должны были наблюдать за ним утром, и меня беспокоило то обстоятельство, что детектив также собирался вести свои наблюдения и быть при этом особенно бдительным.
День прошел без каких-либо событий. Мисс Трелони спала днем и после обеда отправилась сменить сиделку. Экономка оставалась с нею, а сержант Доу дежурил в коридоре. Мы с доктором Уинчестером пили кофе в библиотеке. Когда пришла очередь сигар, он спокойным тоном произнес:
— Итак, можно начать разговор. Разумеется, мы связаны обетом молчания по поводу происходящих событий?
— Совершенно верно! — подтвердили, и мое сердце тревожно застучало при мысли об утреннем разговоре с сержантом. С тех пор гнетущий страх за Маргарет поселился в моем сознании.
Доктор продолжал:
— Этот случай выбил меня из колеи — полагаю, и всех остальных тоже. Чем больше я над ним думаю, тем сложнее мне сохранять беспристрастность, чувствуя, как обе постоянно укрепляющиеся версии тянут нас в противоположные стороны.
— И что это за версии?
Прежде чем ответить, Уинчестер бросил на меня проницательный взгляд. Он мог бы подействовать на меня, будь у меня какая-то личная заинтересованность в этом деле, не считая участия в мисс Трелони. Но мне удалось спокойно выдержать его, и ни один мускул на моем лице не дрогнул, я также не отвел глаза. Теперь я был поверенным в этом деле: с одной стороны — amicus curia, а с другой — представителем защиты. Сама мысль о наличии у столь умного человека двух равносильных и противоположных версий была достаточно утешительна, чтобы ослабить мое волнение по поводу вероятности новых подозрений. Доктор заговорил, и лицо его постепенно приобрело выражение жесткой угрюмости:
— Две версии: факт и фантазия. По первой это дело о нападении и попытке грабежа и убийства, о каталепсии, указывающей либо на гипноз, либо на яд, неизвестный пока нашей токсикологии. По второй версии действует «влияние», не определенное ни в одном из известных мне научных трудов — не считая романов. Никогда еще не поражала меня столь сильно истина гамлетовских слов: «Есть многое в природе, друг Горацио…» Для начала рассмотрим версию «факта». Перед нами человек в окружении домочадцев; в его доме множество слуг из различных классов, что исключает возможность организованного заговора.