Они – всюду.
– Евреи живут бок о бок с нами не одну сотню лет, – сказал Фельзен.
– Вот и Самуил Штерн жил бок о бок с нами до Хрустальной ночи, – сказал Кох и, откинувшись, удовлетворенно кивнул Ханке, ответившему ему согласным кивком. – Оставаясь в рейхе, они каждый час подрывают наши силы.
– Подрывают наши силы? – переспросил Фельзен, подумав, что это звучит как цитата из «Штурмовика» Юлиуса Штрейхера. – Но
– А что касается рейха, то мы обогнали чуть ли не всю Европу, а это вряд ли…
– …что вы не в курсе, – договорил, перебив его, Кох.
Двойные двери столовой с грохотом отворились, впустив высокого грузного мужчину, сделавшего три решительных шага в офицерскую столовую.
Кох вдруг вскочил со стула. Бригаденфюреры тоже поднялись. Группенфюрер Лерер поднял руку в приветствии.
– Хайль Гитлер! – произнес он. – Принесите мне коньяку. Выдержанного.
Бригаденфюреры и Кох старательно отсалютовали ему в ответ. Фельзен не спеша вылез из кресла. Официант шепнул что‑то, склонившись к голове группенфюрера.
– В таком случае принесите коньяк в столовую, – раздраженно бросил тот.
Они прошли в столовую. Лерер был сердит: он предпочел бы сначала погреть спину у камина, выпив рюмку‑другую.
Кох и Фельзен уселись за стол по обе стороны от Лерера. За невкусным зеленым супом Ханке спросил Фельзена о его отце. Вопроса этого Фельзен ждал.
– Его в тысяча девятьсот двадцать четвертом году свинья убила, – сказал Фельзен.
Лерер, громко хлюпая, ел суп.
Иногда в объяснениях Фельзена фигурировала свинья, в других случаях – баран. Так или иначе, правды, заключавшейся в том, что в пятнадцать лет Клаус Фельзен нашел отца повесившимся на балке в сарае, он никогда не раскрывал.
– Свинья? – удивился Ханке. – То есть дикий кабан?
– Нет. Домашняя свинья. Отец поскользнулся в закуте, и свинья его задавила.
– И вам досталась ферма?
– Возможно, вам уже известно, герр бригаденфюрер, что я в течение восьми лет работал на ферме, до самой смерти матери. А после стал претворять в жизнь выдвинутый фюрером план экономического чуда и к фермерству так и не вернулся. Возвращаться не в моих правилах.
Ханке откинулся на спинку стула, едва не соприкасаясь плечом со своим протеже. Лерер по‑прежнему с чавканьем ел суп. Ему все это было известно. Все, если не считать свиньи – детали не очень правдоподобной, но интересной.
Глубокие тарелки были унесены, и их заменили блюда со свининой, вареной картошкой и красной капустой. Лерер ел, казалось, без особой охоты, но тем не менее отправлял в рот новые и новые куски. Во время секундной паузы он наклонился к Фельзену и спросил:
– Не женаты, герр Фельзен?
– Нет, герр группенфюрер.
– Я слышал, – сказал Лерер, откусывая заусенец, – что вы большой волокита.
– Серьезно?
– А как иначе мог выучить португальский человек, ни разу не побывавший южнее Пиренеев? – спросил Лерер. – Не пытайтесь меня уверить, что португальскому теперь учат и в Швабии.
Фельзен понял, что недооценивал связи Сузаны Лопес.
– В свое время я катался верхом с одной бразильянкой где‑то в районе Гавеля, – соврал он.
Лерер издал утробный смешок.