Софи аккуратно забинтовала руку. Казалось, она в глубокой задумчивости. Вдруг она подняла голову и спросила:
– Ты все еще встречаешься со своей маленькой аптекаршей?
Валери кивнула. Софи улыбнулась:
– И она по‑прежнему ни в чем не может тебе отказать?
Чуть позже Софи зевнула, глаза ее начали слезиться от усталости. Она улыбнулась, извиняясь. Ей не хотелось спать одной. Перед тем как уснуть, она обвила Валери руками. Хотела что‑то сказать, но не смогла найти слов. Валери тоже ничего не сказала. Просто обняла ее покрепче.
Софи заснула как мертвая. Валери прижимает ее к себе. Всякий раз, когда взгляд падает на повязку, на нее накатывает дурнота и по всему телу пробегает дрожь. Странно. В последние десять лет Валери отдала бы что угодно, лишь бы Софи была рядом, в ее постели. «И надо ж было, чтоб это случилось сейчас. И таким образом…» – говорит она себе. Ей хочется плакать. Для нее не секрет, что именно это желание заставило ее перво‑наперво сжать Софи в объятиях, едва та появилась перед ней.
Было уже около двух ночи, когда Валери разбудил звонок в дверь: Софи потребовалось два часа, чтобы проверить, не следят ли за домом… Открыв дверь, Валери мгновенно узнала тень Софи в молодой женщине с бессильно опущенными руками, стоящей на площадке в черной виниловой куртке. Лицо наркоманки – вот первое, что сразу же пришло на ум Валери. Потому что она казалась лет на десять старше, плечи опущены, под глазами круги. В глазах отчаяние. Валери немедленно захотелось заплакать. Она обняла ее.
Теперь она прислушивается к медленному дыханию. Не желая тревожить, пытается рассмотреть ее лицо, но виден только лоб. Ей хочется повернуть Софи, поцеловать. Чувствует, как подступают слезы. Она широко распахивает глаза, чтобы побороть этот слишком легкий соблазн.
Большую часть дня она так и этак прокручивала в голове объяснения, домыслы, предположения и факты, которые выложила ей Софи в предыдущую ночь, после их встречи. Она вновь перебрала в памяти бесчисленные звонки, тревожные мейлы, которые на протяжении месяцев посылала ей Софи. Все те месяцы, когда она думала, что та сходит с ума. На ночном столике она ощущает присутствие маленькой фотографии – той, что является самым дорогим достоянием Софи, ее военным трофеем и залогом победы. Сама по себе эта фотография ничего не стоит – один из тех неудачных мгновенных снимков на блеклом фоне, которые даже новыми кажутся грязными и расстраивают вас, едва появившись из щели автомата, и вы говорите себе, что для проездного «это не имеет значения», но потом весь год вас передергивает, когда фото попадается вам на глаза, настолько отвратительно вы на нем выглядите. На этом снимке, который Софи тщательно оберегала, покрыв несколькими слоями прозрачного скотча, у нее глупый вид и вымученная улыбка. Слишком яркая вспышка придала коже мертвенный оттенок. Но, несмотря на все его дефекты, этот кусочек картона был, безусловно, самым большим сокровищем Софи. За эту фотографию она отдала бы жизнь… да и почти уже отдала.
Валери отчетливо представляет себе день, когда Софи нашла этот снимок, и весь ее ужас. Она так и видит, как оторопевшая Софи вертит его в руках. В тот момент она слишком плохо себя чувствовала, чтобы осознать случившееся: проспав десять часов подряд, она проснулась разбитой, как никогда, с чудовищной мигренью. Но это открытие так на нее подействовало, что она дотащилась до ванной, разделась, легла, взялась за кран душа над головой и после секундного колебания резким движением включила до отказа холодную воду. Шок был таким оглушающим, что крик застрял у нее в горле. Она чуть не потеряла сознание, вцепилась в фаянсовый бортик, зрачки расширились, но она с вытаращенными глазами так и замерла под ледяной струей. Несколько минут спустя, закутанная в халат Франца, она сидит за кухонным столом, сжимая в ладонях кружку с обжигающим чаем, и вглядывается в фотографию, которую положила перед собой.