Это была женщина, чье тело постоянно изменялось. В какие-то дни она выглядела мускулистой, спортивной (Анна любила плавать, она плавала несколько раз в неделю) – воплощение здоровья. В другое время бывала рыхлой, обмякшей, до странности неуклюжей. Сегодня выдался как раз такой скверный день. И лицо у нее было скверное – осунувшееся, острое, бледное.
Она позвонила Жоржу по номеру, который тот ей дал.
Он отвечал на ее вопросы как-то вяло.
– Я тебя разбудила, да?
– Д-да, – ответил он после короткой заминки.
– Ладно, я перезвоню попозже. Я довольно грубо тебя отшила. Но ты уж на меня не сердись.
– О, я не сержусь.
– Я очень рада, что мы с тобой снова встретились.
– Я тоже очень рад, что мы с тобой снова встретились.
– Мне просто нужно было остаться одной. Мне и сейчас необходимо побыть одной. Я думаю, моя жизнь, вся сущность моей жизни сводится к этому желанию – быть одной.
– Разве ты никогда не жила одна?
– Нет.
– Я обязательно выпью за это. Спущусь днем в мамочкин погреб, откупорю бутылку самого лучшего вина и выпью его, думая о тебе. Выпью за сущность твоей жизни и за нашу встречу. Живи одна. Живи одна и приезжай ко мне, когда захочешь. Сейчас я тебе скажу, почему это так хорошо – начать взрослеть в том возрасте, которого ты достигла. Потому что возраст, которого ты достигла, – это и мой возраст.
– А вот это, наверное, и вовсе невозможно.
– Почему?
– Я сильно сомневаюсь, что это ядолжна что-либо объяснять. Пересмотри-ка свою жизнь. Вспомни садик в Шуази, где растет лавр. Вспомни, как ты проходишь по лужайке. И на крыльце тебя ждет молодая женщина. И она тянется к тебе с поцелуем.
Внезапно она осекается. Он не нарушил эту паузу. И не поднял на нее глаза.
Спустя минуту он прошептал:
– Скажи мне, как ты намерена поступить?
Она молчала, пока официант подавал на стол. Когда они остались наедине, она сказала:
– Уходи прочь.
– Нет.
– Ты должен уйти, Томас. Дом принадлежит мне, и моя жизнь теперь тоже принадлежит только мне.
– Даже речи быть не может, – возразил Томас.
Он бросил салфетку на стол.
– Неужели ты надеешься, что я буду спокойно смотреть, как ты разрушаешь все, что было до сих пор нашей жизнью?
– Да, надеюсь. Потому что мне сорок семь лет. Потому что сорок семь лет назад я родилась в маленьком бретонском городишке, где девочки носили длинные косы и подтягивали шерстяные носки повыше, к самым коленкам.