– Ну, отдыхайте, отдыхайте. – Официант исчез.
Играла музыка – старые довоенные мелодии и новые, конечно, те, что в эти годы стали популярными.
И двое молодых парней, обожженные войной, делающие необыкновенно тяжелую и грязную работу, сидели в засаде и еще не понимали, что эти коммерческие рестораны – первый шаг к налаживанию старой довоенной жизни.
* * *
Вечер накатывался стремительно, а Гриша все не называл условленной фразы.
– А может, этот Борек вообще не придет, как ты думаешь, Игорь?
– Тогда мы завтра опять сюда пойдем, – засмеялся Муравьев. – Только я тогда уж из дому закусочки возьму да выпивки.
– По мне, век бы так работать, – потянулся Никитин. И вдруг:
– По просьбе танкистов-фронтовиков любимое танго «В парке Чаир».
Никитин выглянул из-за занавески. В зал входил респектабельный господин в роскошном песочном костюме.
К нему со всех ног бросился метр и повел его по залу к удобному столику в уголке. Никитин посмотрел на эстраду. Гриша Кац раскачивался в такт мелодии, словно подтверждал. Он. Он. Он.
– Значит, так. Прибыл наш клиент, Игорь.
Никитин вынул пистолет из кобуры, сунул в карман, одернул гимнастерку, поправил гармошку сапог и вышел.
Официант еще не успел подойти, и Борек небрежно изучал меню. В пепельнице дымилась сигарета в янтарном мундштуке. Лежала на столе пачка с желтым верблюдом.
«Весь в ленд-лизе», – ухмыльнулся внутренне Никитин.
Он подошел к столу, подвинул ногой стул, сел.
– Я вас звал? – Глаза у Борека были холодными и жесткими.
– А нас не зовут, мы сами приходим. МУР, ОББ. – Никитин достал удостоверение. – Ты, что ли, Борек?
– Я Костромин Борис Петрович.
– Тогда вставай, Борис Петрович, на выход, только тихо.
– По какому праву? – прищурился Костромин.
– Права качать будешь у нас на Петровке.
К столу подошел Муравьев:
– В чем дело?
– Да вот, товарищ капитан, права качает.
– Вам, гражданин, лучше с нами пройти по-тихому, иначе…
Борек встал, положил в карман сигареты и барственно пошел к дверям.
Данилов
– Значит, вы Костромин Борис Петрович?
На столе лежали паспорт, ночной пропуск и удостоверение корреспондента газеты «Вечерняя Москва».
Задержанный сидел свободно, был спокоен и смотрел на Данилова насмешливо и доброжелательно.
– По всей видимости, вы хотите задать мне какие-то вопросы?
– Хотим.
– Вы уж не сердитесь, товарищ подполковник, но я обязан сообщить о своем задержании.
– Обязаны?
– Именно.
И Данилов понял, кто такой Борек и почему он крутится постоянно в ресторане.
– Какой телефон?
– Б 4—22–20.
И номер до слез знакомый. Значит, ты, братец, агент НКГБ. Данилов набрал номер.
– Полковник Запускалов, – ответили в трубке.
– Начальник ОББ МУРа беспокоит…
Собеседник не дал Данилову закончить фразу:
– Иван Александрович, пламенный чекистский привет. Чего тебе наша контора понадобилась?
Голос Запускалова был неслужебно веселым.
– Мы в «Астории» задержали Костромина…
– Что он натворил? – забеспокоился Запускалов.
– Да ничего, а вот вопросы мне ему кое-какие задать необходимо.
– Иван Александрович, дорогой, я сейчас к вам сотрудника нашего подошлю, не возражаешь?
– А если бы и возражал, что бы изменилось?
– Это ты прав. – Запускалов сочно захохотал и повесил трубку.
– Ну что же, Костромин, будем ждать ваших шефов. Вы пока в коридоре посидите.
– Ну что? – заглянул в дверь Муравьев.
– Ждем соседей.
– Значит, он, – Игорь присвистнул, – агент их?
– Не думаю, агента они бы не расшифровали, думаю, штатный сотрудник.
– Мне бы такую работу – в ресторане проедаться, – засмеялся Муравьев.
– Кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево.
– Что-то туманно, поясните, Иван Александрович.
Данилов не успел ответить. Дверь без стука отворилась, и на пороге возник подполковник с голубыми кантами на погонах и воротнике кителя.
– Вы Данилов? – спросил он резко.
– Я подполковник Данилов. – Ивана Александровича взбесило хамство, которое сквозило в каждом жесте офицера госбезопасности.
– Ты зачем нашего человека заловил? – Подполковник без приглашения устроился на диване.
– Надо было, и заловил, у тебя, что ли, разрешение спрашивать?
– А спросить бы не мешало.
– Слушай, – Данилов встал, – ты чего пришел? Учить меня работать?
– Ты, Данилов, не взлетай высоко. А почему органы не могут тебя поучить?
– Значит, ты в органах работаешь, а я в гинекологическом кабинете? – Данилов почувствовал, как ярость медленно начинает заполнять его всего.
– Что ты сказал? – заржал подполковник. – Гинекологический кабинет, это вроде ты в нем работаешь?
– Вроде.
– Ну молоток ты, Данилов. Я ребятам нашим расскажу, они со смеху помрут. Ну ты и молодец! Давай знакомиться. Свиридов я, Алексей Григорьевич. Для тебя просто Леша.
– Так-то оно и лучше, Леша.
– Что стряслось?
Данилов вкратце рассказал всю историю, умолчав об удостоверении Лялина.
– Паренька вы заловили нашего. Капитана Баскина. Он там всяких чужеземцев пасет. Понимаешь?
– Чего не понять.
– Ну и, конечно, наши попадаются. Тут, видишь, вопрос деликатный, как протокол ты будешь оформлять?
– По изъятому паспорту.
– Вот это ты удружил. – Свиридов вскочил, подошел к столу. – Ей-богу, удружил, а то начальство дознается.
– Вот ты бы, Свиридов, с этого начал, – миролюбиво сказал Данилов, – а то сразу – органы, учить…
– Ваня, – Свиридов прижал к груди руку, – народ-то знаешь какой нынче, каждый на чужом в рай въехать хочет.
Он подошел к двери и крикнул в коридор:
– Заходи.
В кабинет вошел Баскин.
– Вот что, Боря, – сказал ему Свиридов, – ты на все вопросы подполковника Данилова ответь, помоги коллегам.
– Вот протокол допроса официанта, ознакомьтесь. – Данилов протянул капитану бумаги.
Баскин внимательно прочел, положил на стол.
– Я, товарищ подполковник, эту компанию помню. Из той четверки знаю только блондинку, на нее у нас есть установочные данные.
– Вот это дело, приятно с чекистами работать рука об руку, – обрадовался Данилов. – Ну а теперь, гражданин Костромин, давайте все это официально оформим.
Когда они закончили писать протокол и даже чаю попили, Свиридов сказал, прощаясь:
– Ты, Ваня, со мной пошли одного из своих ребят, я ему установочные данные на эту бабу дам, – и у самых дверей добавил: – Бумажка-то насчет удостоверения вашего Лялина у меня лежит, я ей, Данилов, ходу пока не дам. Разыщешь урок – порву, а нет – сам понимаешь.
– Спасибо, Леша. Значит, уже успел.
– А ты как думаешь, Ваня? Так что хорошим людям в этой жизни надо вместе держаться.
Чекисты ушли, а Данилов еще раз подумал о скотине Сажине. «Вот надо же, успел телегу сочинить. А может, не он? Наверняка агенты госбезопасности у них в МУРе тоже осели».
И Данилов вспомнил, как несколько лет назад прямо на работе забирали хороших сыщиков и преданных делу людей. Забирали, увозили, и они исчезали навсегда.
Кто-то же закладывал их.
Нет, наверняка агентурная сеть НКГБ работает и в их конторе, поэтому и народ на Петровке стал не таким, как в тридцатые. Тогда в отношениях искренности было больше.
Белов
Утром его вызвал Данилов.
– Ну как дела у тебя, Сережа?
– Все в порядке, Иван Александрович.
– Здоровье?
– Пока в норме.
– А что с квартирой? Вернулись родственники?
– Вернулись, Иван Александрович. Квартиру разменяли. Я в том же доме остался, у меня однокомнатная, а предки на Пушкинскую переехали.
– Значит, все хорошо?
– Отлично.
Но Данилов уловил в словах Сережи некоторую горечь.
– Ну вот видишь, я вроде как чуткость проявил. Ты не расстраивайся, все образуется.
– А все и образовалось, Иван Александрович.
– Ну вот и славно. Соседи помогли нам установить одну из дам, что за столом в «Астории» сидела. Наталья Николаевна Головня. Работает в ателье на Ленинградском шоссе, рядом с Клубом летчиков. Так что поезжай к ней, побеседуй.
Сергей вышел из МУРа и сощурил глаза от солнца. Денек сегодня выдался на славу. Он не торопясь дошагал до Петровского бульвара, закурил и пошел в сторону Пушкинской. Две молоденькие девушки, видимо студентки, стрельнули глазами в его сторону. Пробежали мимо и засмеялись. Ну что ж. Жизнь продолжается. Вон девушки какие красивые ходят. Несколько женщин засыпали зенитную огневую. Когда-то здесь стояла автоматическая 37-миллиметровая пушка «эрликон».