– Как выглядел шофер?
– Она говорит, что был одет в штатское, вроде бы в серый костюм.
– Молодец, Сережа, это уже кое-что.
К ним подошел Серебровский:
– Дерьмо наше дело, Иван-царевич.
– А то. – Данилов достал папиросу.
– Думаешь объединять дела?
– Если эксперты подтвердят идентичность убийства.
– Соображения есть какие-нибудь?
– Глухо, как в танке.
– Ты остаешься?
– Сейчас поеду поговорю с орудовцем и на Петровку.
– Поехали вместе.
В машине Серебровский достал папиросы, протянул Данилову.
– Спасибо, Сережа, у меня во рту и так горько.
– Пил вчера?
– Нет, перекурился.
– Неужели у тебя никакой зацепки нет?
– Есть.
– Не томи.
– Они газовые щипцы с собой взяли, значит, знали точно о висячем замке. Ключ от него у зампреда исполкома был, а второй ключ у убитой.
– Наводка?
– Чистая.
– Ну и слава богу. Значит, найдем.
– Не сглазь.
Серебровский засмеялся.
* * *
На углу Верхней Масловки, прислонившись к коляске «харлея», стоял старшина. Увидев машину с милицейским полковником, он вытянулся и бросил руку к козырьку.
– Подойдите, старшина, – приказал Серебровский.
– Товарищ полковник…
Серебровский махнул рукой, мол, потом, не на строевом смотре.
– Слушаю вас.
– Скажите, Старков, почему вы обратили внимание на ту полуторку? – спросил Данилов.
– Конечно, баллон газогенераторный, а потом… – Старшина задумался.
Данилов достал портсигар. Луч солнца зайчиком преломился на нем.
– Есть, товарищ… – Старшина замялся.
– Подполковник.
– Товарищ подполковник, у него на радиаторе собака никелированная.
– Какая собака? – удивился Данилов.
– Ну как на «Линкольнах».
– Вот за это спасибо, старшина. Вы нам здорово помогли.
В кабинете было прохладно. Свежий воздух разогнал никотиновую горечь, которая, казалось, впиталась в стены. Данилов снял пиджак, повесил на стул. Но надел его снова и пошел в столовую.
За крайним столом сидела компания оперов и говорила о чем-то веселом. Душой, конечно, был Никитин, он рассказывал что-то, жестикулируя руками. Данилов подошел. Все встали.
– Может, и мне расскажешь, – он посмотрел на наглое лицо Никитина, – я тоже посмеюсь.
– А чего рассказывать, товарищ подполковник, я след этого уркагана в Кунцеве нашел. Бабу, подельщицу, привез и барахло с разгонов.
– Откуда знаешь, что с разгонов?
– Так меха все согласно описи изъял.
– Молодец, каков молодец! Да вы садитесь, ребята.
– Что вы так поздно пришли, товарищ подполковник? – спросил один из оперативников. – На кухне ничего не осталось.
– Ну это мы посмотрим, – усмехнулся Никитин. – Дайте мне талоны, Иван Александрович.
Никитин исчез в маленькой двери, ведущей в подсобку, и через несколько минут подавальщица Варя принесла Данилову наваристый борщ, макароны с тушенкой и кисель из порошка.
– Вот что такое ОББ, мужики, – повернулся к компании Никитин. – Когда мне доложить, товарищ подполковник?
– Пока я ем, Коля, волоки всю хурду-мурду в мой кабинет, на ключ.
Никитин разложил добычу на диване и столе.
– Да, – Данилов покрутил головой, – целый универмаг. Молодец. Где арестованная?
– Дозревает.
– Ты к ней кого подсадил?
– Аллу.
– Эта сработает. Пусть до ночи посидит, а потом ты ее из камеры дерни.
– Понял.
Зазвонил телефон.
– Данилов.
– Иван Александрович, – говорил замнач московской милиции, – Никитин в твоем отделе?
– Да.
– Из Кунцева благодарственное письмо прислали, он двух урок взял с поличным. Мы приказ готовим о поощрении. Он все еще в общежитии?
– Да, товарищ полковник.
– Пусть за ордером на комнату зайдет. Повезло ему – в Столешниковом жить будет, обрадуй парня.
Данилов положил трубку, посмотрел на Никитина. Не понравился Кольке взгляд начальника, ох, не понравился. Видать, кто-то капнул ему по телефону.
– С каких пор ты, Никитин, таким скромным стал? – прищурился Данилов.
– А что случилось, товарищ подполковник?
– Ты в Кунцеве двух урок заловил и молчишь.
– Урок! – Никитин засмеялся. – Хива типичная, шпана мелкая. Ну полез один с ножом, я ему руку прострелил.
Данилов посмотрел на Никитина. Приятен был ему этот парень, хоть и намешано у него в голове было всякого. Но был он отважен и непримирим к преступникам. Перед войной работал опером в Туле, потом воевал, был ранен. У Никитина преобладало одно качество. Настоящим мужиком он был. Надежным товарищем, честным парнем, который не продаст в трудную минуту и горе с тобой разделит.
Из тех, с кем начал войну Данилов, остался один Игорь Муравьев. Погиб в сорок первом Ваня Шарапов, в сорок втором застрелил сволочь Музыка Степу Полесова, лежат они – один на Ваганьковском, второй – в райцентре. Остался один Игорь. Но это был уже не тот Муравьев, который пришел в ОББ в сороковом.
Тесть его Фролов сильно в гору пошел, стал генералом и замнаркома. Изменился Муравьев, незаметно, но изменился. Иначе к нему стало относиться руководство милиции. Все чаще посылали его на всевозможные торжественные заседания. А тут и медаль партизанскую дали. За дело «докторов» всем работникам дали медаль «За боевые заслуги», а Муравьеву – орден Красной Звезды.
Данилов хотя и отгонял от себя дурные мысли, но все-таки стал держаться с Игорем осторожнее. Да и обстановка в отделе стала немного напряженной, ребята не хотели работать под командой Муравьева.
Вхождение во власть – дело азартное, пьянящее. Муравьев уже стал на первую ступень черного хода. Жил он теперь в роскошной квартире тестя, пользовался его служебной машиной, паек на семью давали правительственный, форму Игорь шил в литерном ателье.
А сыщики – народ остроглазый. Все замечают сразу. И образовалась некая пустота вокруг капитана Муравьева. А он не замечал этого. Потому что компания у него нынче стала другая.
«Ну что ж. Я ему не судья. Пусть живет как знает».
* * *
Об этом подумал Данилов, глядя на наглую фиксатую улыбочку Никитина.
– Коля, – Данилов закурил, – ты здорово поработал. Завтра вызовем Любимова, ты ему весь мех вернешь. И напишем об этом в нашей многотиражке.
Никитин даже зарделся от удовольствия.
– А теперь ты всю эту хурду собери и давай бабу эту сюда.
КПЗ, конечно, не санаторий, но чтобы так человека размазало за несколько часов, Данилов видел нечасто.
Перед ним сидела трясущаяся, практически потерявшая человеческий облик женщина. Видимо, здорово поработали с ней две соседки, камерные агенты.
– Курите, Зацепина. – Данилов положил на стол папиросы.
Задержанная промычала что-то невнятное, с ужасом глядя на него и Никитина.
– Никитин, у тебя сало осталось? – спросил Данилов. – Сделай бутерброд.
– Мигом. – Никитин выскочил за дверь.
Данилов встал, открыл сейф, вытащил из глубины бутылку пайковой водки, налил полстакана. Появился Никитин с бутербродом.
– Выпейте, Зацепина. – Данилов придвинул ей стакан.
– Да пей, Татьяна, пока мы добрые, а то сомлела совсем, – засмеялся Никитин.
Колька взял стакан, посмотрел на него с жалостью и протянул Зацепиной.
Она взяла его, но никак не могла поднести ко рту, больно уж тряслись руки.
– Вот же несчастье мое. – Никитин взял ее за руку и почти насильно вылил водку ей в рот.
Зацепина глотнула, закашлялась.
– Зажуй сальцем. – Никитин сунул ей бутерброд. – Зажуй.
Алкоголь сделал свое дело, и через несколько минут Зацепина начала приходить в себя. Глаза стали осмысленными, на лице даже алые пятна пошли.
– Ну вот, так-то и лучше, – усмехнулся Данилов. – Вы, Зацепина, вляпались в историю поганую. И теперь от вас зависит, как ваша дальнейшая жизнь сложится. Пугать я вас не стану. Скажу, что мы занимаемся делом, связанным с убийством.
– Я… я… – выдавила Зацепина.
Данилов достал фотографию убитого.
– Знаете этого человека?
Зацепина кивнула.
– Мы с тобой, Татьяна, – Никитин подвинул к ней свой стул, – по-хорошему, по-доброму говорим. Выложи все, и на душе полегчает. Как фамилия-то Славы?
– Андреев.
– Вот и хорошо. А живет он где?
– В Сукове.
– Это по Киевской дороге?
– Ага…
– В самой деревне? – спросил Данилов.
– Да.
– Вы там были?