Мы посчитали бы себя полностью удовлетворёнными, если бы наша шутка на этом и закончилась...
...но это был ещё далеко не конец.
Мы не учли, что Эрик был дальтоник.
— У меня кровь! — заорал Эрик и заметался по площадке, суя всем под нос свои зелёные ладони. — Я истекаю кровью! Кровь!
Игра остановилась — все пытались понять, как такое возможно. Не иначе как Эрик — инопланетянин. А тот продолжал вопить:
— Помогите, я умираю! Кровь! Кровь! Позовите медсестру!
Все были настолько ошарашены, что немедленно вызвали школьную медсестру.
Самый отвратный наш трюк был двойным. То есть мы сыграли шутку сразу над двумя ребятами, одним из которых явился Остин-Спесь.
Видите ли, в классной комнате нашего учителя естествознания мистера Милберна содержалась небольшая коллекция мелких животных: от песчанок до ящериц. В эту же коллекцию входила краса и гордость Томми Николса, общепризнанного гения всего девятого класса, — Октавия, его любимая паучиха-тарантул. Однажды после большой перемены Томми заметил, что Октавия исчезла, но как ни искал, найти не смог. Клетка паучихи стояла пустая, между книгами на полке она тоже не пряталась. Похоже, пропала с концами.
Нашёл пропажу Остин-Спесь. Вернее сказать, она его нашла.
В тот день я был особенно зол на Остина, поэтому никак не мог дождаться нашего розыгрыша. Понимаете, Остин теперь именовал меня исключительно Гофером, и его примеру последовали все. Мне не терпелось отыграться.
Короче так. Шёл дождь, поэтому Остин, как и все прочие, явился в школу в куртке с капюшоном. В конце учебного дня в комнате самоподготовки ученики, надев свои куртки, ожидали звонка. Ральфи Шерман первым заметил неладное.
— Эй, Остин, — окликнул он, — у тебя в капюшоне сидит какая-то гадость!
— Сам ты гадость, — сказал Остин, зная, что Ральфи верить нельзя. — Если бы там что-то было, стал бы я делать вот это? — И с этими словами Остин, видимо, полагая себя очень умным, надел капюшон. А когда снял, на голове его обнаружился тарантул.
— А-а-а! — завопил Остин и запрыгал по комнате. — Пошёл вон! Уберите с меня эту гадость!
Он не мог заставить себя прикоснуться к пауку. «Гадость» удобно устроилась прямо на его макушке, но Остин впал в такую брезгливость, что не в силах был до неё дотронуться. А дальше всё шло по сценарию «Змейки в столовой»: все, включая и инспектора комнаты самоподготовки миссис Марлоу, заорали хором. Остин наворачивал круги посреди всего этого бедлама, а за ним с воем носился Томми Николс:
— Не тронь её! Это же Октавия! Она не кусается, она очень добрая паучиха!
Однако когда на твоей башке угнездился тарантул, тебе плевать, добрый он или нет, главное — чтобы он поскорее убрался оттуда. Остин побелел, как мертвец, и я почувствовал — вот она, кульминация, которую я ждал весь день. И тут ошалевшая Октавия, словно решив подлить масла в огонь, попыталась слезть с макушки Остина и избрала для этого самый лёгкий путь — по его спине.
Остин упал на пол, схватился за свою рубашку и затряс её, но Октавия вцепилась в ткань мёртвой хваткой. Сдаваться она не собиралась, видно, паучиху уже допекли все сегодняшние злоключения.
Остин рванул рубашку, пуговицы отлетели, а вместе с ними на другой конец комнаты отлетела и Октавия. Шлёпнувшись на пол, она не стала зря терять время и засуетилась в поисках укрытия.
— Не наступите на неё! — вопил Томми Николс. — Она же ручная, правда-правда, она одомашненная паучиха!
Но никто ему не внял. Все спасались от жуткой твари на столах, а Октавия в панике металась внизу, между ножками, пока не нашла свой безвременный конец под каблуком Ричарда Фергюссона.
Остин-Спесь сидел на полу в полном отрубе. Томми Николс рухнул на колени и залился слезами, оплакивая драгоценную покойницу, а Ричард Фергюссон швырнул свой ботинок в мусорную корзину, рассудив, что идти домой босиком предпочтительнее.