– Отличная идея, Камен, благодарю. Подумаю. Но в отношении сплетен об артистах танца, я уверена, дело в другом. Все люди, независимо от социального статуса, ищут ключи к счастью. А вдруг их кто-нибудь да уронит? И тогда по добытому образцу можно отлить себе такие же.
– А замки-то все разные… – лисья улыбка искривила лицо «пепельного» джентльмена. – Вы об этом не задумывались, Поля? У одного на дверях висит амбарный замок, у другого – потайной, а у кого-то – кодовый, со спутниковой сигнализацией.
– Никто и не обещал, что раздобыть универсальную отмычку проще пареной репы!
– Союз, дуэт, симбиоз?! Смотрите, какие слова для внешне одной и той же формы! Кто-то из великих сказал, что человек не создан для одиночества. Но прочный союз отнюдь не означает счастья. Это так, Полина! Прочный союз демонстрирует лишь одно – прочную зависимость. Взаимные обязательства, продиктованные единым образом жизни или жизненным пространством. Вот и все! Зависимость – не синоним счастья.
Дождь вливал свежие краски в пышные цветники вокруг домиков, наполнив яркостью остроконечные юкки и драцены, превратив бутоны ирисов в аметисты, осыпанные алмазами, вволю напоил широкие листья тюльпанов. Серые камни брусчатки, окружавшей почти ритуальными кругами компактные домики, стали темными и скользкими, словно морской прилив добрался даже до них.
– Так вы, Камен, не верите, что разбитая ваза семейного счастья Мирослава и Дарьи будет восстановлена?
– Реставрация разбитых ваз, Полина, – развлечение для археологов, для зыбкого мира науки. А в реальном мире правят чувства, столь же сильные, как и мы с вами. Если людей не связывают по рукам и ногам взаимные зависимости вроде детей или недвижимости (простите, что я поставил эти понятия рядом), то все определяют чувства. Люди тянутся друг к другу вопреки всему, словно две планеты, связанные единым притяжением. Как Плутон и Хирон…
– Вы про любовь?
– «Любовь» – абстракция из шести букв. Такая же иллюзия, как и звезды, которые нам кажутся прибитыми гвоздиками Творца к куполу неба. Эта оптическая иллюзия отражена в известной книжке – Библии. Помните, «И назвал Бог твердь небом»? Но это – миф. Я же говорю о реальном.
– Чувства реальны? Разве они не подобны ветру? Все видят, как ветер колышет листья деревьев, гонит облака, но никто никогда не видел самого ветра.
– Блестящая метафора! Однако долой метафизику! Будем реалистами, прагматиками. К чему мы с вами испытываем чувства, а?! К тому, что представляет для нас ценность, – с этими словами невысокий мужчина с пепельной шевелюрой легонько постучал крепким, загорелым кулаком по стене, обклеенной светлыми обоями с золотыми контурами роз. – Вот это – стена. Я не испытываю к ней никаких чувств, ее ценность в моем представлении – ноль. Отель – мое временное пристанище, и неважно, какие на этой стене обои, будь то золотые розочки или серебряные тюльпаны. Так же и человек! Как только он перестает быть значимым для другого, то чувства к нему исчезают, – мужчина с пепельными волосами поправил жестко накрахмаленный и, видимо, давящий на шею воротничок рубашки.
Полина смотрела на собеседника, раздумывая, что же сказать в ответ. В словах загорелого мужчины звучало много разумного, логичного, рационального, но одновременно тонким комариным писком проскальзывал и цинизм, словно защищавший его от собственных горьких воспоминаний о личной жизни. Репортерша распахнула тяжелые шторы, качнувшиеся пару раз, как волны Ирландского моря, и начала вглядываться в туман за окном, словно ожидая оттуда ответа на сокровенные вопросы. За окном во всю свою мощь шел дождь.
Горящие золотыми огоньками фары редких автомобилей пробивали мглу, да еще трехглазые светофоры подмигивали редким прохожим, суетливо спасающимся от сеющего дождика под разноцветными блюдцами зонтиков. Белоснежный трамвай с веселой дельфиньей мордой бесшумно вынырнул из влажного марева. На малиново-красных и белоснежных граммофончиках петунии, кустящейся на бетонных клумбах вдоль трамвайной линии, дрожали капли росы. В них отражались темные фонарные столбы, увенчанные круглыми и светлыми плафонами ламп. Сочные лианы вьюна, полыхавшие красными звездами, свешивались из плоских ваз, подвешенных на массивных цепях к фонарным столбам. С металлических карнизов рыжих черепичных крыш одноэтажных домиков, рассчитанных на одну семью, сбегали струйки воды.
Владелец фотостудии «Баланс белого» очнулся от затянувшейся паузы первым.
– Человечество веками пытается разгадать тайну, куда исчезает любовь. А ответ проще пареной репы. Утрачена ценность партнера! Вот и разгадка.
– Это не разгадка, Камен, а лишь ваша точка зрения.
– Проверенная на личном опыте, Полина, на собственной шкуре! Кстати, перестаньте называть меня Камен – слишком непривычное для ваших ушей имя. Вы же не болгарка?! Я просто Петр.
– Хорошо, я буду называть вас Петром… если вам, Камен, так больше нравится! Хотя, признаться, имя Петр у меня ассоциируется с древнерусской повестью о Петре и Февронии. Святые из Мурома, супруги, верные друг другу до гробовой доски. Вам не идет этот образ!
– Еще бы! Петр и Феврония? Сказочки для богомольцев! Дремучее русское средневековье! Мракобесие попов, рвущихся управлять государством наравне с императором и жаждущих вить из царей веревки, а народ превратить в тупое и послушное овечье стадо, живущее не в реальности, а в библейской иллюзии!
Девушка в клетчатом пиджаке посмотрела на небольшую лакированную черную сумочку с магнитным замком, похожим на брошь с кабошоном дымчатого агата. Распахнула ее, задумчиво вынула диктофон и затем машинально положила обратно. Полина размышляла, как бы половчее сменить тональность беседы. В отеле «Белая ночь» Полина и владелец фотостудии Петр Сакаджиев жили на разных этажах.
– И что же, по-вашему, Дарья потеряла значимость для Мирослава?
– Наоборот. Это он потерял ценность в ее глазах. Хитрая сибирячка, из молодых да ранних! Эта чаровница Дарья урвала от нашего легендарного Мирослава все, что только можно, – шикарный дом, банковский счет, не говоря уж о бриллиантах в своей короне, которую он на нее легкомысленно водрузил. Финита ля комедия. Их союз, Поля, совсем не похож на разбитую вазу, скорее это выгоревшая свеча. Знаете, когда-то я думал, что фамилия Нагорный имеет тот же корень, что и «гора». Но я ошибся. Оказалось, что это от слов «гореть», «горящий».
– Кто-то из мыслителей Ренессанса утверждал, что любовь одна, но подделок под нее тысячи.
– Он ошибался. Русские крестьяне наблюдательнее французских вельмож. «Сколько голов – столько умов», – гласит русская пословица. Так? А следовательно, Поля, возможно бесчисленное множество вариантов счастливых союзов…
– И нет универсальных ключей от счастья?
– Увы! Или же, напротив, к счастью. Иначе неинтересно жить. Мы были бы не личностями, а биокомпьютерами. Ходячими схемами. Мы выполняли бы единый алгоритм, как в мрачных фантастических романах о роботах, – Камен усмехнулся, провел загорелой ладонью по глубоким бороздам морщин на лбу, смахивая капельку пота. – Слово «любовь» обладает множеством форм и ракурсов. Помните: истина конкретна!
– В каждом дому по кому, гласит русская пословица. Мы судим о людях, о глубине их чувств, об их благородстве или подлости, лишь видя внешнюю, надводную часть айсберга. Мы не способны войти в мозг, в мышление, в чувства другого человека и оцениваем, создаем свои догадки и мнения, опираясь лишь на собственный опыт, а не на реальные факты!
Собеседники пристально смотрели друг на друга, пытаясь проникнуть в мысли, гнездившиеся где-то в глубине головы каждого. Солнечный луч проник сквозь фалды шелковистых, с отливом серебра занавесок, и кружевные золотые розы, украшавшие стены просторного холла, торжественно заблестели. Снизу, со стороны старинной деревянной лестницы, тянуло чем-то жареным, то ли мясом, то ли картошкой, то ли картошкой с мясом. К этому запаху примешивался терпкий аромат маринада и солений, и воображение рисовало картину деревенских бочковых огурцов и квашенной в дубовых чанах капусты. Оттуда же, снизу, доносились торопливые, приглушенные ковром шаги постояльцев.