Храбрость бросила Харько. Он встал, начал глупо вертеть в руках шапку.
— Ежели я...— сказал он, задыхаясь от спершихся в горле слез,— ежели я... хоть чем, то убей меня бог!.. Господи!
Полковник поворотился к нему спиной и ушел в комнаты, посвистывая.
Оглянулся Левенчук по двору, повел рукой по снятой шапке, подошел к кухне, там еще постоял; во дворе не было ни души. Петухи заливались по
задворью. Воробьи кучами перелетали с тополей на ограду. Левенчук пошел за ворота и сел там на лавочке.
Он сам не знал, что и думать. У шинка собирался народ. Конторщик пошел туда, а к барину в дом Абдулка рукомойник понес.
За ворота вышел, с трубкой в зубах, в белом фартуке и ухарски заложив руки в карманы, поваришка Антропка, тоже из беглых, малый лет двадцати
трех, отъявленный негодяй, часто битый за воровство.
— Ты чего тут сидишь, сволочь? — отнесся он задорно к Левенчуку.
— Может, сволочь ты,— ответил Левенчук, утирая слезы,— а я за делом!
— За каким делом? проваливай! скамейка барская! вон, иродово отродье!
— А ты барский?
— Барский, полковницкий; я их холуй — значит, сторож; а ты убирайся вон, сибирный твой род!
И Антропка столкнул Харько со скамьи. Левенчук пошел опять к воротам.
— Ты куда, говорят тебе?
— Дело есть.
— Не ходи, побью.
— Э! Посмотрим...
— Что? как? это, значит, к полковнику наниматься идешь, да еще и форсишь?
Антропка подбежал и загородил Харько дорогу в ворота.
— Не ходи, ударю в морду!
— Попробуй! — ответил Левенчук, опомнившись и чувствуя снова прилив злобы и ярости.
Антропка ударил его в ухо. Левенчук зашатался и уронил шапку.
— А ну, еще! — сказал он, стоя бледный, как был, и выжидая нового удара.
— Бью! что же? ну, бью! — крикнул Антропка и опять ударил.
— А ну, еще!
— И еще бью! вот как!
Антропка ударил еще раз.
— А еще будет?
— Будет и еще! — крикнул Антропка, свистнувши снова в упорно-терпеливое ухо Харько.
— А! — зарычал, в свой черед, Левенчук,— теперь и ты уж держись; я тебе покажу, как добрых людей даром бить!..
И, как буря, он кинулся на поварчонка, смял его, как клок сена, сгреб под себя и стал его бить без милосердия по глазам, ушам и по затылку.
На неистовые вопли Антропки сбежалась вся дворня полковника, а мужчины и бабы его выручили.
— Кто это его, кто? — спросил Абдулка, явившись на подмогу другим, уже отливавшим водою до полусмерти избитого Антропку.
— Вот он!
— Кто это?
— А бог его знает кто! — отвечали бабы, указывая на Левенчука, входившего уже в шинок.
Абдулка побежал за ним вдогонку и на бегу, в сенях шинка, спросил сбиравшихся косарей:
— Где тут этот разбойник?
— Уж и разбойник! — разбойники те, что нанимают по два рубля, а расплачиваются по полтиннику! — ответили из толпы.
— Ты бил нашего повара? — запальчиво крикнул Абдулка, вскочив в шинок и с выкатившимися, рассвирепевшими глазами став перед носом Левенчука.
— Я бил. Ну, а ты чего?
Лицо Харько было зелено, губы его дрожали.
— Э, до меня так скоро не доберешься! — крикнул татарин, озираясь по хате, куда уже, чуя грозу, начинали собираться любопытные с надворья.