Некому было и могил копать! Как узнали об этом в Петербурге, ужас напал на владельца — отказался вовсе от этой земли и до
конца жизни тут уже не был. Скоро он сам умер, и земля перешла к его племяннице. Остался один отец Павладий с церковью и молодым садом у балки.
Развел он действительно хорошенький сад, даже рощу, устроил пруд. Соседние и дальние колонисты, бывшие еще без церквей, болгары, сербы и даже
греки стали его прихожанами, а те-то опустелые дома бурлаки по камню растащили. И теперь там от былой деревни только видны плугом обведенные
места дворов и улиц да крест огромный на кладбище стоит. Так легли переселенцы все до едина. Умерла скоро и последняя старуха. Ну-с, часть этой
земли, именно пять тысяч десятин, я сперва взял у новой владелицы в аренду, а потом, как видите, купил, а другую арендуют по частям, как знаете,
кто хочет. Чумаки-то (как была еще там большая дорога, о которой все хлопотал строитель, и были еще не забросаны роковые колодцы), видя страшный
крест, и прозвали прежде безыменную, протекающую тут по соседству речку, а потом и всю здешнюю землю Мертвыми Водами. Вот почему наш околоток
так и зовется, хотя, как видите, он цветет и красуется не хуже какого-нибудь Висконсина, Элебэмы или Порт-о-Пренса*, населенных заморскими
колонистами.
Студент встал, сошел вниз в залу, сел за рояль и начал играть чудный marche funebre** Шопена.
* Висконсин — штат на севере США, быстро заселявшийся после войны 1832 г. индейцами. Элебэма (Алабама) — штат на юге США, политический центр
южных рабовладельческих штатов во время гражданской войны в США (1861-1865). Порт-о-Пренс — столица Гаити.
** Похоронный марш (фр.)
— Однако же как недурно он играет,— сказал, прислушиваясь, кто-то из гостей.
— Да, очень даровитый человек! — ответил другой голос из среды слушателей.
Помолчали минут с десять. Снизу летели пленительные звуки.
— Так у отца Павладия, должно быть, преавантажный теперь уголок? — спросил, громко чихнув, Швабер.
Сумерки уже так сгустились, что все на балконе сидели, почти не видя друг друга, будто на воздухе в облаках.
— Да,— ответил задумчиво Панчуковский,— место там прелестное, называется Святодухов Кут, на ключах; большой сад, душистая густая роща, пруд
отличный; церковь вся в кустах сирени, акаций и в тополях, весной просто рай. Я, однако, редко, признаюсь, там бываю...
— Отчего же?
Панчуковский помолчал.
— Вы хотите знать, отчего?
— Да.
— Извольте: два медведя в одной берлоге не уживутся! Я аферист, и отец Павладий аферист; он хлопочет о наживе, и я: ну, мы и соперники — вот
как две торговки шашлыком на базаре...
Слушатели рассмеялись.
— Хороши соперники! Вы ворочаете чуть не сотнями тысяч, а это бедняк, сельский священник...
— Да! посмотрите, что это за священник!
— А что у него за воспитанница там есть? — спросил, сопя и зевая, Швабер.
— Право, не знаю! — ответил рассеянно полковник,— я три года уже у него не был, поссорился на одном деле. Разве подросла в это время. А
человек он добрый и умный, корыстолюбив только, как латинский поп.
— Да будто уже нашим и денег не нужно?
— Это еще вопрос...
— А где ваша кухарочка? — спросил опять хозяина, сходя с лестницы, тяжеловатый Швабер и толкнул его, шутя, под бок.