И вдруг после этой фразы Марка Наумовича в кабинет вошла молодая симпатичная женщина.
– Доброе утро! Марк Наумович, а наш гость будет завтракать?
– Будет, Людочка. Обязательно будет. Познакомьтесь, Дима, это Людочка, моя помощница по дому. Люда, это – Дмитрий, журналист «Местной газеты», – представил Марк Наумович. – Люда у нас чудесно печёт блины с клубникой.
Из кухни доносились приглушённые звуки какой-то бодрой музыки по радио, там шипела сковородка, и в кабинет вкрадчиво вползал очень аппетитный аромат.
– Могу я кое о чём попросить вас, Марк Наумович? – спросил журналист, понимая, что рассказ о пропавшей шкатулке окончен.
– Конечно.
– Зовите меня, пожалуйста, Митя. Дима или Дмитрий – это для… – Митька запнулся, но слово нашлось само собой: – Это для чужих.
Марк Наумович улыбнулся и кивнул, и опять всё самое важное осталось в промежутках между слов. Как в хорошо выверенном журналистском материале, не было предусмотрено для этой истории с портсигаром и шкатулкой никакого особого финала, никакой морали или вывода, но, несмотря на эту вопиющую, возмутительную нелогичность, Митька наслаждался чаем, будто пил его первый раз в жизни, и блинчики с клубникой оказались действительно очень вкусными.
Марк Наумович рассказывал что-то ещё из своей юности, нарочито забавное, с намерением рассмешить Митю, который, по мнению профессора, был слишком неулыбчив для своих двадцати пяти лет. И наконец грянул дождь. Вертикальный поток, напоминающий скорее водопад, чем ливень, обрушился на город, смывая с него горячку жары и пыль усталости. Занавесь из небесной воды закрыла вид из окна, и в ней утонул «Перевал» через дорогу.
Митька и Марк Наумович любовались непогодой, пировали блинами с клубникой, напоминавшей о весне и радостях жизни, и будто не на кухне беседовали, а на пикнике, устроенном в месте слияния великих рек, земных и небесных. Постепенно стихла маршевая дробь капель, и вместе с ней стих разговор. И волны Стикса, волны Леты медленно отступили от неминуемого для каждого из нас перевала, за которым в один поток сливаются явь и сны, и остаётся там, где хранится всё позабытое, лишь provenance у некогда ценных вещей, лишь так и не раскрытые смыслы в общей прекрасной бессмыслице бытия.
Ефросиния Капустина
Евфросиния Капустина родилась в 1997 году в городе Ялуторовске Тюменской области. Студентка Санкт-Петербургского института культуры. Поэт, прозаик, переводчик сербской поэзии. Победитель конкурса «Новые голоса – 2017», международного фестиваля «Всемирный день поэзии – 2018», лауреат фестиваля «Русский Гофман – 2018». Автор книги «Проблески света».
Нас хватает. Выжить
И даже жить…
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Николай Коляда
Николай Коляда родился в 1957 году в селе Пресногорьковка Ленинского района Кустанайской области Казахской ССР. Учился в Свердловском театральном училище, Литературном институте. Служил в армии. Преподаёт в Екатеринбургском государственном театральном институте. Больше десяти лет возглавлял журнал «Урал». Создатель «Коляда-театра».
Драматург, режиссёр, актёр. Живёт в Екатеринбурге.
Масакра
Пьеса в одном действии
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ДАРЬЯ – 40 лет
АНДРЕЙ -30 лет
В свадебном салоне на улице Луначарского, поздно вечером.
Свадебный салон на улице Луначарского. Просторный. Светлый.
Света много ещё и оттого, наверное, что весь салон заставлен манекенами с белоснежными свадебными платьями. Всё блестит фальшивыми китайскими бриллиантами.
В центре магазина стоит несколько «челночных» мешков, клетчатых.
Мешки под завязку забиты платьями, костюмами.
Среди мешков – стул, на стуле сидит ДАША.
Она в свадебном платье, на голове у неё корона с дешёвыми камешками. Даша сидит нога на ногу. Курит, пепел на пол стряхивает.
Напротив Даши стоит АНДРЕЙ.
Он в какой-то мешковатой грязной куртке из кожзаменителя, в стоптанных башмаках, в мятой кепке на голове.
Поздний вечер.
На улице время от времени, грохоча и позвякивая, пробегают запоздалые трамваи, блестят в свете уличных фонарей. Там тополя на улице – они качаются от ветра и роняют на асфальт большие жёлтые листья.
Даша и Андрей долго молчат.
ДАРЬЯ (вдруг). А вы говорите: «Мелкая речка Урал!», Василий Иванович…
АНДРЕЙ. Что?
ДАРЬЯ. Ничего.
АНДРЕЙ. Целовать курящую женщину – всё равно что лизать пепельницу.
ДАРЬЯ. Ну?
АНДРЕЙ. Сказал Горький.
ДАРЬЯ. Ну не ты же, ясен перец.
АНДРЕЙ. Признаюсь, не я. Горький сказал: «Целовать курящую женщину – всё равно что лизать пепельницу!» Понимаешь?
ДАРЬЯ. Ну целовал же. Лизал же.
АНДРЕЙ. Повторяю: «Целовать курящую женщину – всё равно что лизать пепельницу!» А ты, Дашенька, куришь!
ДАРЬЯ. И что мне теперь: обосраться и не жить?
АНДРЕЙ. Фу!
ДАРЬЯ. Фу-фу.
АНДРЕЙ. Так вот, что касаемо этого дела… Я не виноват ни в чём. Ты сама всё сделала, Дашенька.
ДАРЬЯ. Конечно.
АНДРЕЙ. А кто ещё?
ДАРЬЯ. Никто.
АНДРЕЙ. Сама. Сама!
ДАРЬЯ. Папин бродяга. Мамин миляга.
АНДРЕЙ. Прекращай уже!
ДАРЬЯ. Я давно прекратила. А ты что так одет? Ты что как на Северный полюс собрался?
АНДРЕЙ. Я всегда так ходил, в такой одежде, Дашенька.
ДАРЬЯ. Что, правда? Какой-то бурдюк, зимогор просто, бомжара. А почему я не замечала? Это же ужас.
АНДРЕЙ. Ты давай только без фанатизма. Не знаю, куда ты смотрела. Не на меня, наверное.
ДАРЬЯ. Чего?
АНДРЕЙ. Того. Ну так вот. Что касаемо этого дела… Дак что ты мне звонила, зачем вызывала?
ДАРЬЯ. Я разве тебе звонила? Ты разве не сам приехал?
АНДРЕЙ. Ты звонила. Посмотри в свой телефон, в исходящие, Дашенька.
ДАРЬЯ. Нету телефона. Продала его. Тоже.
АНДРЕЙ. Ты звонила! Так вот, что касаемо этого дела, по которому я пришел сюда… Дашенька, я же сказал тебе, что я тебя больше не люблю.
ДАРЬЯ. Ну.
АНДРЕЙ. Ну, любил раньше. Разлюбил теперь. Ну, это же нормально, нет?
ДАРЬЯ. Ну?
АНДРЕЙ. Любил – разлюбил. Раньше любил, а теперь – разлюбил. Теперь – разлюбил. Но ведь когда-то же – любил! И поэтому давай разойдёмся мирно. Понимаешь?
ДАРЬЯ. А вы говорите: «Мелкая речка Урал!», Василий Иванович.
АНДРЕЙ. Ну хватит уже, Дашенька. Не смешно.
ДАРЬЯ. А мне смешно. Какая же я дура. Масакра полная. Знаешь, что это такое? Это когда полный финиш. Нет перевода на русский. Резня, конец, финиш, трындец, пропасть, провал, жесть, адище, капец, блин. Ну, и еще…
АНДРЕЙ. Хватит.
ДАРЬЯ. Дай договорить!
АНДРЕЙ. Я уже понял. Хватит! К чему ты про это, Дашенька?
ДАРЬЯ. А я и не знаю. Начала говорить и забыла: зачем я это говорила? Не знаю. Ничего не знаю. Знаю только, что полная масакра в моей жизни наступила.
АНДРЕЙ. Я просил: без фанатизма.
Даша встала.
Идет к манекенам, проводит пальцем по платьям.
Идёт, теребит юбки, трогает манекены.
ДАРЬЯ. Слушайте, девки, а! Вы замуж собрались, а? Не надо, пожалуйста. Вы слышите, нет? Нет, не меня, а его – вы слышали то, что он сказал? Он любил, но теперь – разлюбил. Понимаете?
АНДРЕЙ. С кем ты разговариваешь?
ДАРЬЯ. С невестами.
АНДРЕЙ. К чему это? Прекращай этот спектакль, Дашенька.
ДАРЬЯ. Нет, вы слышали? Он любил, но теперь разлюбил. Андрюшенька, дорогой! Ну, тогда верни мне все мои игрушки, раз мы с тобой расстаемся, а? Поиграли и верни, а? Я ухожу из твоей песочницы, отдай мне мои игрушки!
АНДРЕЙ. Ну я же просил без фанатизма! Что еще?
ДАРЬЯ. Забирай свои игрушки, отдавай мне мой совок! Не хочу с тобой, подружка, здесь играть! Тут мой песок!
АНДРЕЙ. Ты что, чокнулась, Дашенька?
ДАРЬЯ. Нет, там, тогда, в детстве, мы не так говорили! Там было не так! А вот как было: «Ты мне больше не подружка, ты мне больше не дружок, не играй в мои игрушки и не писай в мой горшок! Мама купит мне козу, я тебе не показу! А козу зовут Маруся, я сама её боюся!»
АНДРЕЙ. Ну всё, я пошёл. И зачем вот ехал? Про козу слушать?
ДАРЬЯ. Стой.
АНДРЕЙ. Что, Дашенька? Что касаемо этого дела, я тебе скажу… Дашенька, мы прожили с тобой год, у меня были проблемы с бизнесом. Но ты – спасибо тебе! – выручила, подарила мне машину, я ее продал, и всё!