Решение суда: Суд признал нарушение ст. 2 ЕКПЧ в процессуальном аспекте и назначил заявителям компенсацию морального вреда в сумме 20 000 евро.
Позитивные и негативные последствия принятия решения: Судом дана достаточно высокая оценка эффективности расследования, позволившего установить непосредственных организаторов и исполнителей убийства. Благодаря этому, суд пришел к выводу о том, что в материально-правовом аспекте ст. 2 ЕКПЧ российскими властями была соблюдена (иными словами, суд не стал возлагать на них ответственность в связи с самим фактом убийства журналистки, как могло бы быть в случае признания причастности к этому спецслужб50). В отношении привлечения к ответственности лица, в интересах которого было совершено это преступление («заказчика»), суд учел позицию российских властей о затрудненном взаимодействии с правоохранительными органами Великобритании и Северной Ирландии. Из этого можно сделать позитивное заключение о том, что дальнейшее расследование дела об убийстве известной журналистки будет продолжено, поскольку общие сроки давности, установленные в ст. 78 УК РФ, это позволяют. В то же время, это ставит под сомнение позицию российских властей о том, что организатором убийства был российский гражданин, скончавшийся в Великобритании в 2013 г., а также необходимость в том, чтобы придерживаться ее как единственной версией по установлению организатора преступления.
Однозначно негативно можно оценить, что правовые меры, направленные на усиление защищенности журналистов, в связи с принятием данного постановления пока не разработаны. При том, что российское законодательство о средствах массовой информации содержит большой массив обязательных требований, относящихся к профессиональной деятельности, гарантии защиты ее ведения в нем проработаны недостаточно. Ст. 144 УК РФ, устанавливающая ответственность за воспрепятствование профессиональной деятельности журналиста, обладает точечным правоприменением. На фоне того, что ежегодно значительное количество журналистов в России и других странах мира становится жертвами противоправных действий различной степени тяжести (в 2018 г., например, по данным международной организации «Репортеры без границ», 80 журналистов было убито в различных странах мира, а всего в 1990–2018 гг. – свыше 250051), эта проблема требует взвешенного решения.
2.2. Правовые позиции Европейского Суда по правам человека по вопросам, связанным с обеспечением исполнения запрета пыток и жестокого обращения (ст. 3 ЕКПЧ)
Справочно: запрет пыток и жестокого обращения отражен в нормах Уголовного кодекса РФ. В положениях ст. 302 УК РФ установлена ответственность за принуждение к даче показаний, совершенное с применением пытки. В ст. 286 УК РФ – за превышение должностных полномочий. Кроме того, если последствием пыток или жестокого обращения стала гибель или причинение тяжкого вреда здоровью человека, наступает уголовная ответственность и по соответствующим нормам главы 16 УК РФ (ст. ст. 105, 111).
Жалоб от граждан РФ на применение к ним пыток и жестокого обращения достаточно много. Поэтому правовые позиции ЕСПЧ по вопросам, относящимся к нарушению ст. 3 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод можно систематизировать на три группы:
● квалификация обстоятельств, изложенных в жалобах, как пыток и жестокого обращения, применяемых в целях принуждения к даче признательных показаний лицами, задержанными по подозрению в совершении преступлений;
● квалификация обстоятельств, изложенных в жалобах, как унижающего достоинство обращения с лицами, заключенными под стражу или отбывающими наказание в виде лишения свободы;
● квалификация обстоятельств, изложенных в жалобах, как жестокого и бесчеловечного обращения, связанного с непредоставлением медицинской помощи лицам, содержащимся под стражей или отбывающим наказание в виде лишения свободы.
Отдельно следует выделить практику ЕСПЧ по вопросам депортации из России иностранных граждан, поскольку в таких постановлениях дается оценка вероятному жестокому обращению, которому заявитель может подвергнуться после экстрадиции в государство своего гражданства. С одной стороны, признавая такую вероятность высокой, суд создает условия предупреждения жестокого обращения (даже если страна, в которую может быть экстрадирован заявитель, не присоединилась к ЕКПЧ: например, Узбекистан, КНДР). С другой стороны, в таких случаях неизбежно возникает вопрос о непредвзятом толковании степени соблюдения норм ст. 3 ЕКПЧ, поскольку существующий демократический стандарт, сложившийся, в том числе, благодаря прецедентным решениям суда, может подвергаться неоднозначному толкованию.
Анализируя правовые позиции ЕСПЧ по вопросам нарушения ст. 3 ЕКПЧ (запрет пыток и жестокого обращения), а также, учитывая, что статья 3 не содержит определения понятий «пытки», «жестокое обращение», а также «депортация» будем исходить из следующей терминологии:
● пытка – причинение физических или нравственных страданий в целях понуждения к даче показаний или иным действиям, противоречащим воле человека, а также в целях наказания или иных целях (примечание к ст. 117 УК РФ);
● жестокое обращение – осуществление физического или психического насилия, покушение на половую неприкосновенность (пп. «г» п. 16 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 14.11.2017 № 4452);
● депортация (административное выдворение) – принудительное контролируемое перемещение иностранных граждан и лиц без гражданства за пределы Государственной границы РФ (ст. 3.10 КоАП РФ).
Хотя стоит отметить, что толкование указанным понятиям ЕСПЧ давал в рамках прецедентной практики по межгосударственным делам (Дания, Норвегия, Швеция и Нидерланды против Греции (I) (Denmark, Norway, Sweden and the Netherlands v. Greece) (Greek Case, 1968)53, Ирландия против Соединенного Королевства (Case of Ireland v. the United Kingdom, 1978)54.
Постановление от 26.01.2006 по делу «Михеев против Российской Федерации» (жалоба № 77617/01) 55
Обстоятельства дела: заявитель жаловался, что он подвергся пыткам во время содержания под стражей и был принужден к даче признательных показаний в совершении изнасилования и убийства. Не выдержав многочасовых истязаний, предпринял попытку суицида, выбросившись из окна отдела милиции, в котором находился в неустановленном процессуальном качестве. Вследствие полученных травм стал инвалидом. По его жалобам проводилось расследование, но заявитель счел его неэффективным.
Позиция суда: Суд признал жалобу приемлемой и учел, что заявитель подозревался в совершении особо тяжких преступлений, но разумность подозрений была достаточно условной (в тот день, когда заявитель совершил попытку самоубийства, девушка, в посягательстве на которую он сознался, благополучно вернулась домой, что позволяет заключить, что в момент задержания заявителя обстоятельства, относящиеся к событию преступления, не были установлены достоверно). Уголовное дело в отношении заявителя было прекращено, а далее началось расследование обстоятельств применения к нему пыток электрическим током, угроз и принуждения к даче показаний. При этом были допрошены пять сотрудников милиции, контактировавшие с заявителем; ни один из них не подтвердил, что участвовал в применении пыток и что видел или слышал о том, что заявитель им подвергался. Также был допрошен знакомый заявителя, с которым они вместе задерживались, и который дал показания о том, что заявитель изнасиловал и убил потерпевшую. Свои действия он объяснил тем, что опасался, что иначе обвинения в совершении этих преступлений предъявят ему. В результате в возбуждении уголовного дела было отказано в связи с отсутствием события преступления, а жалобы заявителя на пытки следователь назвал «защитным механизмом» в ответ на ситуацию, в которой заявитель пытался совершить суицид. Впоследствии процессуальные действия неоднократно возобновлялись, но обвинения двум сотрудникам милиции были предъявлены лишь семь лет спустя (ч. 3 ст. 286 УК РФ).