Дочитать поэму мне не дали. В дверь кто-то постучал, я разрешил войти, и в комнате появилась Люба.
- Ой, я вижу, вы заняты, - сказала она, почему-то перейдя со мной на "вы".
- Входи, - пригласил я, с удовольствием откладывая архаичные стихи. - Чем там во дворе дело кончилось, подрались ваши парни с французами?
- Нет, - засмеялась она, - барин пристыдил и наших, и хранцузов. Дураки они все. А вы что такое делаете?
- Стихотворения читаю.
- Это как так?
- Ну, стихи, это вроде как песни, только их не поют, а рассказывают, - объяснил я.
- А мне расскажете? - попросила она.
- Изволь, - согласился я. - Что бы тебе такое рассказать…
- Так хоть из этой библии, - предложила она.
У меня мелькнула мысль, провести простой эксперимент. Что я незамедлительно и сделал, прочитал простой, неграмотной девушке, знающей из всех существующих на земле книг только одну библию, стихотворение Пушкина.
Я помню чудной мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты…
Я был уверен, что большинства слов Люба никогда не слышала и, соответственно, не понимала, но сидела она, затаив дыхание, и когда я кончил,
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
На глазах у девушки были слезы.
Если нашему народу дать нормальное образование и хорошие школы! - думал я, умиленный ее внутренним чутьем к прекрасному. - Куда бы до нас было тем же французам!
- Очень красиво и грустно, - сказала Люба, кончиками платка отирая глаза, и неожиданно для меня спросила. - Хотите, я приду к вам сегодня ночью?
- Очень хочу, - не раздумывая, ответил я, и только потом отрицательно покачал головой. - Только боюсь, ничего у нас с тобой не получится. Я живу не один, со мной тут французский офицер ночует.
- Не будет его здесь сегодня ночью, - спокойно ответила она, - он у барыни будет спать.
Утверждение было неожиданное и смелое. Я кроме интереса друг к другу у этой взрослой пары не замечал других признаков интимной близости.
- Если так, то я буду очень рад, - просто сказал я, очередной раз удивленный ее раскованностью и поразительной информированностью.
Люба кивнула, лукаво улыбнулась и стремительно вышла из комнаты. Я же очередной раз процитировал про себя Михаила Жванецкого, "наши женщины, самое большое наше богатство".
Удивительно, но этой ночи я ждал с большим нетерпением, чем несколько дней до того рандеву с княжной. Видимо, в эстетических предпочтениях, давала себя знать моя плебейская кровь.
Пока же до вечера было далеко и приходилось думать как "убить время". Это удивительное словосочетание в русском языке, одна из наших неисчислимых национальных особенностей. Притом, что нам, как и всем людям на земле отпущен ничтожно короткий срок жизни, мы часто тяготимся и этой малостью и, томясь от лени и неорганизованности, тратим усилия, чтобы "убить" невосполнимые мгновения.
Окончательно отложив в сторону книгу старого русского стихотворца, о чьем творчестве я знал только из иронического упоминания Пушкина: "Мне галлицизмы будут милы, как первой юности грехи, как Богдановича стихи", я занялся более реальным мужским делом, проверкой оружия. Арсенал у меня был довольно внушительный: мушкетон, пара пистолетов, заветная сабля и прекрасный афганский кинжал. Содержание всех этих единиц огнестрельного и холодного оружия в боеспособном состоянии, требовало постоянной заботы. Освободился я только к вечеру.
На дворе стемнело, в доме зажгли свечи, и весть о предстоящем ужине принес красавец лакей, как я назвал его про себя, Гермес, моложавый мужчина с аккуратно уложенными, и смазанными чем-то жирным, кудрями. Весь он был каким-то ароматно-помадным, но в то же время, казался слегка траченным молью.
- Это, того, сударь, барыня велела сказать, что скоро к столу, и так далее, - сообщил он так, будто выполнял тяжелейшую обязанность.
- Спасибо, - поблагодарил я, разглядывая кучерявого красавца, украшенного кроме природных достоинств, здоровенным фингалом. - Кто это тебя так?
- Это что ли? - с большим достоинством спросил он, трогая подбитый глаз. - С шаромыжниками подрался, ну и так далее.
- Кто же здесь у вас шаромыжники? - не понял я.
- Да эти хранцузы, все болтают свое шарами, да шарами, вот и пришлось за правду пострадать, и так далее.
- Что, так далее? - не понял я.
Лакей посмотрел на меня с плохо скрытым пренебрежением и, снизойдя к господской тупости, объяснил:
- Не понравилось шаромыжнику правду о себе слушать, пришлось поучить и так далее.
- А какую ты ему правду сказал? - осторожно поинтересовался я, не очень представляя, как эту правду могли понять не знающего русского языка французские солдаты.
- Такую! Нечего им на нашей земле делать. Повадились, видишь ли. Что им здесь медом намазано? Вот и пришлось вразумлять и так далее.
- Понятно, - сказал я, - у тебя значит к иностранцам ксенофобия?
- Вот, вот, правильно вы сударь говорите, ненависть у меня к ним. Мы же к ним не лезем, пусть и они к нам не лезут, ну и так далее.
- Понятно, передай барыне, что скоро буду.
Мне стало скучно его слушать, все эти националистические глупости жуются безо всякого прока уже не одно столетие.
- Хорошо, можешь идти, - отпустил я его.
Однако лакей уходить не торопился, осмотрел лежащее на столе оружие "иностранного производства" и почему-то спросил:
- Вот вам, сударь, немцы нравятся?
- Не знаю, мне как-то все равно, какой кто национальности, главное чтобы человек был хороший, - ответил я.
- Так и я тоже говорю. Почему хорошие люди должны от немцев страдать? Погнать бы всех поганой метлой с нашего двора и все дела, ну и так далее.
- Знаешь, почему Россия стала великой страной? - спросил я, забавляясь непримиримостью крепостного ксенофоба.
- Почему? - насторожено, спросил он, явно, подозревая во мне переодетого иностранца.
- Потому что никого не гнала, а наоборот, всех принимала, - ответил я, - ну, и так далее.
Лакей подумал, кажется, что-то понял и заговорил, горячо и торопливо, будто боялся не успеть облегчить душу:
- Вы, сударь, сразу видать, своего суждения не имеете! Слова непонятные говорите, а человеческую душу понять не можете! А Дуньку-сучку я все одно не прощу, пусть хоть в ногах валяется! Она еще приползет, блуда, будет каяться! А я так ей и скажу, иди, мол, куда хочешь, а моего прощения тебе нет, ну и так далее!
- Так вот отчего ты немцев не любишь! - засмеялся я. - Девку у тебя французы увели, да еще и морду набили. Что поделаешь, милый мой, это естественный отбор. Выходит ты не доминантный самец.
- Вы, сударь, говорите-говорите, да не заговаривайтесь! Вы своих людей лайте, а чужих не тронь! У меня свои господа есть! Если вы так русского человека понимаете, то счастливо оставаться!
Дав достойную отповедь безродному космополиту, лакей гордо удалился, а я отправился ужинать. Компания за столом собралась прежняя, включая давешнего Сергея Петровича, который, почему-то, до сих пор не уехал разбираться с крестьянским бунтом и убийством Урусовых.
К столу спустилась и княжна Марья. Она была бледна, с припухшими и покрасневшими глазами, но знаки внимания и соболезнования принимала и отвечала на сочувствие, бледной, благодарной улыбкой. Кологривов обвивал ее как плющ, и мне едва удалось, оттеснив его на минуту, спросить, как она себя чувствует. Екатерина Романовна, помолодевшая, с блуждающей на губах легкой улыбкой, не отпускала от себя ни на шаг виконта, и на остальных гостей и сына почти не обращала внимания.
Получилось, что все разбились на пары, и мне достался Сергей Петрович. Слушать его экскурсы в военное дело я уже не мог физически и постарался перевести разговор на более интересную для меня тему, спросил, где в их уезде можно купить лошадей.
- Какие у нас в уезде теперь лошади, - удивился он, - все, что были давно раскуплены. За лошадьми, драгоценный вы мой, поезжайте на Дон. Ближе вам ничего путного не найти.
- Непременно так и сделаю, - поблагодарил я, не скрывая иронии. - Сразу же, как только представится случай.
- Или если хотите, - не слушая, продолжил он, - могу вам уступить двух каурых жеребцов. Кони - огонь! И цена смешная, всего-навсего, двадцать тысяч.
- Действительно смешная, - согласился я, - они у вас, наверное, из императорской конюшни?
- Вы думаете, это дорого? - удивился он. - Есть и дешевле, по пяти тысяч серебром. Тоже хорошие лошади. Берите, не прогадаете!
- У вас, что свой конезавод?
- У меня? С чего вы взяли?
Этот Сергей Петрович уже так мне надоел, своей глупой настырностью, что я не удержался от издевки:
- Показалось. Подумал, откуда у мелкого чиновника с зарплатой в пятьсот рублей в год такие дорогие лошади?
Все за столом замолчали, сам же "мелкий чиновник" насупился, и принялся ковырять вилкой в осетрине.
На этом торг и окончился. Мне захотелось уединиться в своей комнате, в надежде, что обещанный Любашей визит не заставит себя ждать.
Почему-то, эта новая знакомая меня очень заинтересовала, и мне не терпелось выяснить с ней несколько спорных вопросов. Потому, я извинился перед дамами и сразу же после ужина, отправился к себе. Мне показалось, что никого, включая Машу, мой уход не расстроил.
По дороге к себе, я встретил подбитого ксенофоба, он уныло стоял, прислонившись спиной к стене и, видимо, лелеял тайные умыслы против инородцев.