- Спит, - ответил я. - С ней осталась ваша дворовая.
- Что еще за княжна? - спросил Сергей Петрович.
Я сделал Кологривову предупреждающий знак, чтобы он молчал, но его видимо так распирало, что он не обратил на него внимания и громко ответил:
- Княжна Урусова, Марья Николаевна!
- Как княжна? - удивленно воскликнула хозяйка.
- Тот молодой человек, княжна Урусова? - спросил вслед за ней чиновник.
- Так утверждает Алексей Григорьевич, - ответил им лейтенант и все, включая ничего не понимающего француза, уставились на меня.
Я пожал плечами и сел на свой стул.
- Но, позвольте, княжна Урусова погибла вместе с родителями, я собираюсь поехать туда засвидетельствовать, так сказать, - пробормотал Сергей Петрович.
- А она, как видите, жива, - сказал я.
- Почему же тогда княжна одета в мужское платье? - задал идиотский вопрос представитель власти.
Ответ я уже придумал, вполне в духе времени, не допускающий и мысли о побеге барышни с любовником и потому не спешил просвещать взволнованную аудиторию, держал паузу.
- Княжна бежала из дома с вами? - тихо, спросила Кологривова.
- Да, - будничным голосом ответил я, - она бежала из дома, чтобы поступить в гусарский полк и воевать с французами. Как кавалерист-девица Надежда Дурова.
- La France? - услышав знакомое слово, спросил де Лафер, но на него никто не обратил внимание.
- Княжна Урусова хочет стать гусаром?! - в один голос воскликнули Кологривовы.
- Какая дура? - недопонял туповатый Сергей Петрович.
- Именно, - веско объявил я, - и княжна Мария Николаевна хотела поступить в армию инкогнито.
- Кем поступить? - переспросил чиновник.
- Какое несчастье, бедная девочка! - покачала головой Екатерина Романовна. - Это ее спасло.
- Гусаром! Она чудо! - в свою очередь, пылко заявил бледный Петр Андреевич.
- Que la France? - продолжал настаивать француз.
- Теперь расскажите, что вы знаете о гибели Урусовых? - спросил я уездного страдальца.
Не знаю, мой ли вид не внушал Сергею Петровичу доверия, или он не мог связно говорить ни о чем, кроме фортификации и артиллерии, но ничего более внятного, чем то, что крестьяне сожгли чету помещиков прямо в доме он сообщить не смог.
То, что я сказал Кологривову, кто такая Маша было ошибкой, еще большей ошибкой, было то, что не предупредил его скрыть фамилию княжны. Я просто в запарке забыл о Сергее Петровиче и только теперь понял, что заставить его молчать будет невозможно. Он тотчас раззвонит об этой новости на весь уезд и приятное известие о том, где прячется сестра тотчас дойдет до любящего брата Ивана, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В его главной роли в гибели родителей, я ничуть не сомневался. Не сумев по-тихому расправиться с сестрой, он видимо решил, разом покончить со всеми родственниками. Князь, скорее всего, принудил крестьян взбунтоваться и напасть на имение. Причем, что называется, подставил всех. Не учел он только одного, Маши в ту ночь уже не было дома.
- Что же теперь делать княжне? - спросила меня Кологривова.
- Я отвезу ее в другое их имение, - ответил я. - Марье Николаевне нужно пожить в покое.
- Если вы не против, - неожиданно вмешался в разговор лейб-гвардейский лейтенант, - я буду ее, вернее, буду вас сопровождать…
- Петруша, но ты же ранен! - встревожилась мать.
- Ничего мама, я уже почти выздоровел, - ответил он. - Алексею Григорьевичу будет трудно одному, Марья Николаевна, она…, - он покраснел и не договорил.
Кологривова понимающе посмотрела на сына и усмехнулась одними губами. Мне же предложение молодого человека совсем не понравилось. Не то, что он был мне не симпатичен, напротив, парень Петруша казался хоть куда, но присутствие третьего в нашем дуэте, грозило нарушить установившиеся отношения. Думаю, объяснять, более подробно не стоит и так все понятно.
- Я право не знаю, - попытался я, вежливо отказаться от помощи, - сейчас об отъезде говорить рано, пусть княжна Урусова сначала придет в себя. Если вы, Екатерина Романовна, не возражаете, мы с ней еще пару дней погостим у вас.
Согласие было тотчас получено, и я пошел проверить, как себя чувствует больная.
На лестнице меня догнал лейтенант Петруша и, смущенно кашлянув, попросил задержаться на два слова. Я задержался. Он, виляя по сторонам взглядом, извинился за свою настойчивость и огорошил сообщением, что больше жизни любит Машу и только любовь к ней возвратила его к жизни.
Не врачи-немцы и мои экстрасенсорные способности, а его великая любовь!
- Ну и что? - спросил я. - Я-то тут при чем?
- Вы должны меня понять и помочь! - горячо сказал он. - Вы же тоже были когда-то молодым! И тоже, наверное, кого-нибудь любили!
- Был, - согласился я, - и не так давно как вы думаете, еще нынче утром. Да и любил совсем недавно.
Однако он меня не слушал, как и большинству влюбленных ему было важнее, чтобы слушали его. Говорил Петруша горячо и страстно, одной рукой придерживая меня за рукав, видно чтобы не сбежал:
- Я, как только увидел Марью Николаевну, сразу понял, что мы с ней созданы друг для друга! Мы встретились не просто так, нас друг к другу вела судьба! Мы с ней…
- Погодите, - придержал я лошадей, - когда вы узнали, что Маша женщина?
Глаза у парня затуманились сладостным воспоминанием, мне показалось, что он даже облизнулся:
- Тогда, в трактире, когда вы нас лечили. Вы мне велели спать, но я не заснул и все видел.
Я точно помнил, что ничего неприличного мы с Машей не делали и удивленно, уточнил:
- Что вы такое видели?
- Как вы ее, - он замялся, подбирая нужное слово, - как вы ее осматривали…
- А…, - догадался я, что он мог тогда видеть. Мне пришлось раздеть княжну, чтобы послушать ее сердце. - Значит, именно тогда вы в нее влюбились?
- Полюбил, - поправил он, - на всю жизнь!
Если учесть, что в тот момент он был почти при смерти, можно было предположить, что Кологривов далеко пойдет.
- И за что же вы ее полюбили? - не смог я отказать себе в удовольствии, хоть так насолить "счастливому сопернику".
- За большую душу! - не задумываясь, на чистом глазу, сообщил он.
- За одну или за обе? - уточнил я, имея в виду не совсем тоже, что он.
- А разве у человека бывает две души? - не понял Петруша.
- У женщин бывает, особенно когда они топлес, - ответил я, высвобождая рукав, - две такие большие, округлые, нежные души. Простите, мне нужно посмотреть как там больная.
- Да, конечно, надеюсь, вы меня не осуждаете? - спросил он вслед.
- Ничуть, сам такой, - сказал я, уже через плечо, злорадно подумав, что с Машиной железной волей и княжеской спесью, парень, если у них сладится, окажется в крепких, надежных руках.
- Только не знаю, пойдет ли за вас княжна Урусова, - добавил я ложку дегтя в бочку розового меда, - она происходит от Едигея Мангита, а это очень древний род.
- А мы ведем свой род от самого Рокши! "Честна мужа из немцев!", - совсем другим голосом сообщил Кологривов. - Его потомок в десятом колене, Иван Тимофеевич Пушкин, прозванный "Кологрив" был моим…
- Ну, если вы потомок того Пушкина, тогда я думаю, у вас все будет в порядке, - пообещал я, уже входя в Машины апартаменты.
Девушка, что оставалась с Машей, сидела перед кроватью на стуле и клевала носом. Мой приход ее разбудил, и она тут же принялась стрелять шальными, довольно-таки, бесстыжими глазками.
- Спит? - спросил я, кивнув на больную и нарочно не обращая внимания на миловидную сиделку.
- Спит, - кокетливо, подтвердила она.
Я вытащил из-под одеяла Машину руку и проверил пульс.
- А ты что такое, барин, делаешь? - заинтересовалась шустрая сиделка.
- Слушаю, как стучит сердце, - объяснил я.
- Шутишь, - засмеялась она, - сердце разве в руке? Оно вот здесь, - объяснила девушка, положив руку на свою высокую грудь. - Не веришь? Можешь сам послушать, как стучит!
Похоже, нравы в доме Кологривовых царили не слишком пуританские.
- По руке тоже можно проверить, - вежливо отверг я предоставляемую заманчивую возможность "пальпировать" сельскую шалунью, - сама приложи палец к жилке на запястье и почувствуешь.
Девушка приложила, но ничего не почувствовала.
- Нет, у меня сердце только в груди бьется, - сообщила она, выгибая спину, чтобы эта часть ее тела не оказалась незамеченной.
- Нужно вот так слушать, - объяснил я, беря ее за руку и пристраивая палец на нужное место. - Теперь чувствуешь?
- Ну, надо же, в руке сердце бьется! - поразилась девушка невиданным открытием. - А еще где-нибудь бьется? - игриво поинтересовалась она.
Я многообещающую исследовательскую деятельность не поддержал и погрешил против истины:
- Больше нигде, - и попросил, - ты мне, пожалуйста, не мешай, я сейчас буду лечить боярышню.
- А можно я посмотрю? - умоляющим тоном попросила она.
- Хорошо, смотри, только не разговаривай, - не смог отказать я симпатичной представительнице прекрасного пола.
Похоже, известие о смерти родителей оказалось последней каплей переполнившей резерв сопротивляемости организма, и Маша всерьез заболела. Определить, что с ней я сразу не смог и вынужден был водить ладонями над всем телом, пытаясь по своим ощущениям понять, что с ней случилось. Ничего так и не определил и решил провести, что называется, общеукрепляющий сеанс терапии. Со стороны такое лечение, наверное, выглядело не очень убедительно. Я не касаясь кожи, просто медленно водил над телом руками. Когда устал, прикрыл княжну одеялом и сел в кресло отдохнуть.