Совет министров заседал каждый день, перенеся свои заседания, для безопасности, в Мариинский дворец, – но скорее для информации о происходящем, чем для принятия решительных мер. Впрочем, одну решительную меру он принял. В ночь на 26 февраля Голицын поставил вопрос о «роспуске» или «перерыве занятий» Государственной Думы. Большинство склонялось к «перерыву», но предварительно было решено «попытаться склонить прогрессивный блок к примирению».
Двое министров, Покровский (министр иностранных дел после Штюрмера, с 10 ноября 1916 г.) и Риттих (министр земледелия, проводивший тогда в Думе мероприятия по продовольствию) взялись переговорить с Милюковым, Маклаковым и Савичем.
Ответ получился на следующий день: «примирение невозможно; депутаты требовали перемену правительства и назначение новых министров из лиц, пользующихся общественным доверием». Требование было признано неприемлемым, и решено опубликовать указ о «перерыве». Кн. Голицыну оставалось проставить дату на одном из трех бланков, переданных в его распоряжение царем, и в тот же день вечером Родзянко нашел у себя на столе указ о перерыве с 26 февраля и о возобновлении сессии «не позднее апреля 1917 г. в зависимости от чрезвычайных обстоятельств».
Но 27 февраля сами члены Совета министров «ходили растерянные, ожидая ареста» и – в качестве «жертвы» предложили Протопопову подать в отставку. Он согласился – и с этого момента скрывался. Тут же Совет министров ходатайствовал о назначении над «оставшимися верными войсками» военачальника с популярным именем и о составлении ответственного правительства. Царь согласился на «военачальника» (Иванова), но признал перемены в личном составе правительства при данных обстоятельствах недопустимыми.
Отклонено было и предложение великого князя Михаила Александровича о назначении себя регентом, а кн. Львова премьером.
Царь передал через Алексеева, что «благодарит великого князя за внимание, выедет завтра и сам примет решение». А на следующий день (28 февраля) уже и самый Совет министров подал в отставку и ушел в небытие. Мариинский дворец был занят «посторонними людьми», и министры принуждены скрываться. В этот момент в столице России не было ни царя, ни Думы, ни Совета министров. «Беспорядки» приняли обличье форменной «революции».
Утром 27 февраля депутату Государственной Думы Милюкову, председателю ЦК Партии конституционных демократов (Партии народной свободы или кадетов) раздался звонок из Таврического дворца. Председатель созывал членов Думы на заседание. С вечера члены сеньорен-конвента знали, что получен указ Николая II о перерыве заседаний Государственной Думы. Ритуал был тоже установлен накануне: решено было выслушать указ, никаких демонстраций не производить и немедленно закрыть заседание. Оно состоялось, как было намечено: указ был прочитан при полном молчании депутатов и одиночных выкриках правых. Самоубийство Думы совершилось без протеста.
Нельзя же разойтись молча – после молчаливого заседания! Члены Думы, без предварительного сговора, потянулись из зала заседания в соседний полуциркульный зал. Это не было ни собрание Думы, только что закрытой, ни заседание какой-либо из ее комиссий. Это было частное совещание членов Думы.
Были предложения вернуться и возобновить формальное заседание Думы, не признавая указа, объявить Думу Учредительным Собранием, передать власть диктатору, взять власть собравшимся и создать свой орган, – во всяком случае, не разъезжаться из Петербурга. Тем временем создать временный комитет членов Думы для восстановления порядка и для сношений с лицами и учреждениями. Предложение было принято, и выбор временного комитета поручен совету старейшин.
В третьем часу дня старейшины выполнили поручение, наметив в комитет представителей блоковых партий – и тем предрешив отчасти состав будущего правительства. В состав временного комитета вошли, во-первых, члены президиума Думы (Родзянко, Дмитрюков, Ржевский) и затем представители фракций: националистов (Шульгин), центра (В. Н. Львов), октябристов (Шидловский), конституционных демократов (Милюков и Некрасов; присоединены, в проекте, и левые: Керенский и Чхеидзе. Проект старейшин был провентилирован по фракциям и доложен собравшимся в полуциркульном зале. К вечеру, когда выяснился состав временного комитета, выяснился и революционный характер движения, – и комитет решил сделать дальнейший шаг: взять в руки власть. Намечен был и состав правительства.
После полудня за воротами дворца скопилась уже многочисленная толпа, давившая на решетку. Тут была и публика, и рабочие, и солдаты. Пришлось ворота открыть, и толпа хлынула во дворец. А к вечеру депутаты уже почувствовали, что они не одни во дворце – и вообще больше не хозяева дворца. В другом конце дворца уже собирался этот другой претендент на власть, Совет рабочих депутатов, спешно созванный партийными организациями, которые до тех пор воздерживались от возглавления революции. Состав совета был тогда довольно бесформенный; кроме вызванных представителей от фабрик, примыкал, кто хотел, а к концу дня пришлось прибавить к заголовку Совет рабочих также слова и солдатских депутатов. Солдаты явились последними, но они были настоящими хозяевами момента. Весь зал заседаний, балконы и соседние залы были наполнены солдатами.
Потом в зале заседаний, вперемежку с солдатами, открылись заседания Совета рабочих и солдатских депутатов. У него были свои заботы. Пока депутаты принимали меры к сохранению функционирования высших государственных учреждений, Совет укреплял свое положение в столице, разделив Петербург на районы. В каждом районе войска и заводы должны были выбрать своих представителей; назначены были районные комиссары для установления народной власти в районах, и население приглашалось организовать местные комитеты и взять в свои руки управление местными делами. Временный комитет Думы был оттеснен в далекий угол дворца, по соседству с кабинетом председателя. Но для нужд текущего дня обеим организациям, думской и советской, пришлось войти в немедленный контакт.
Студенты с саблями привели Щегловитова, и Родзянко хотел, по-видимому, его отпустить. Вызванный по требованию студентов Керенский, несмотря на возражения Родзянко, объявил его арестованным, раньше создания временного комитета Думы, и велел отвести на ночлег в министерский павильон Думы. Оттуда все арестованные министры и другие лица были на следующий день переведены в Петропавловскую крепость.
Государственная Дума была символом победы и сделалась объектом общего паломничества. Родзянко хотел понимать это, конечно, в последнем смысле и уже чувствовал себя главой и вождем совершившегося. На его последнюю телеграмму царю, что решается судьба родины и династии, он получил 28 февраля ответ, разрешавший ему лично сформировать ответственное правительство.
Он вынужден был ночью на 2-ое назначить Временное правительство. Только в виде информации он передал генералу Рузскому о грозных требованиях отречения царя в пользу сына при регентстве Михаила Александровича.
Действительно, весь день 28 февраля был торжеством Государственной Думы, как таковой. К Таврическому дворцу шли уже в полном составе полки, перешедшие на сторону Государственной Думы, с изъявлениями своего подчинения Государственной Думе.
Временный комитет существовал независимо от санкции председателя, и так же независимо он, а не председатель, наметил состав Временного правительства. Не он, а князь Львов должен был это правительство возглавить, а не назначить.