Аглофабрика состояла из нескольких больших корпусов, соединенных между собой наклонными транспортерами длиной в несколько десятков метров и закрытых со всех сторон листами металла или шифера. В конце технологического процесса всё это смешивалось в виде шихты, спекалось в специальных печах, затем дробилось, и становилось агломератом. В таком виде агломерат поступал в мартеновские печи, где выплавлялась сталь.
На аглофабрике было вредное производство. Работать можно было только в респираторах. Но они плохо защищали, мельчайшая рудная пыль пролезала во все щели. После смены все лицо было черно-коричневого цвета, а в веки глаз она въедалась так, что казалось, будто был сделан макияж. Отмыться можно было только при помощи специального жидкого мыла, которое имелось в раздевалках.
В составе ремонтной бригады Борис занимался тем, что ремонтировал постоянно выходившие из строя транспортеры. Отдельные компоненты для производства агломерата подавались по резиновой транспортерной ленте толщиной 10—15 миллиметров и шириной около метра. Эта пыль просыпалась с ленты на поддерживающие её ролики, выводила из строя подшипники, ролики переставали вращаться, лента останавливалась, все пространство засыпало металлической пылью.
Для замены роликов транспортера несколько человек из бригады ползком лезли к месту аварии (по-другому в этих коробах, где проходил транспортер, было не развернуться) разгребали завалы железной пыли, откапывали неисправные ролики и меняли их на новые. Затем ставили на место транспортерную ленту, и таким же путем ползли обратно. Работа была адски тяжелая. Рабочие задыхались в респираторах, и часто срывали их с себя, чтобы отдышаться. Сколько при этом они глотали пыли, трудно сказать.
Когда Бориса перевели на участок ремонта прокатных станов, он почувствовал разницу. Здесь были спецы высокого класса. Прокатный стан работал в три смены с перерывами на техническое обслуживание и плановые либо внеплановые ремонты. Работать приходилось на горячем оборудовании, оно не успевало остыть. Замене подлежали как крупные детали, такие как валки клети прокатного стана, средние – подающие или приёмные рольганги, редукторы и т.д., и мелкие – различные комплектующие. Труднее всего приходилось работать в приямках, т.е. под прокатным станом, где размещалось на глубине от 3-х до 5-ти метров различное оборудование. Оно было еще горячее, сверху его постоянно поливали холодной водой для охлаждения, образовывался горячий пар, в котором слесари и работали. Но хуже всего было тогда, когда случалась какая-то поломка, и нужно было быстро, в авральном порядке, произвести ремонт, на который бригаде выделялось 20—30 минут.
В общежитии у соседа Бориса по комнате, Сашки, было много друзей и приятелей. По каким-нибудь праздникам или просто в выходной день иногда устраивались застолья. В общежитии жил молодой татарин, который работал поваром в одной из многочисленных столовых на комбинате. Вот к таким-то застольям он приносил с работы мясо или субпродукты. И тогда общага гуляла.
В феврале 1966 года производственная практика закончилась. Оставались последние месяцы учебы, и защита дипломной работы. В декабре учеба окончилась, выпускники отделения «металлургическое машиностроение» получили дипломы техника-механика. Девушки, а также парни, которые не призывались в армию, получили распределение на предприятия, как в Орске, так и в других городах Урала. А Борис и основная часть его сокурсников должны были уже в январе 1967 года отправиться служить в Советскую Армию. После выпускного вечера в техникуме вся группа выпускников отмечала окончание учебы и встречу Нового года. Впереди была новая, неведомая жизнь – у кого-то работа, у кого-то армия. Оказалось, что многие выпускники из трех орских техникумов (машиностроительного, индустриального и нефтяного) попали в одну команду, которую отправили в Уральский военный округ в Свердловскую область, недалеко от города Нижний Тагил. В отличие от некоторых семей, при проводах в армию Бориса никто не плакал, провожали его на вокзале отец и мать. Сказали какие-то напутственные слова, и он вместе с другими вошел в вагон. Настроение у него было хорошее, как будто он ехал в какое-то интересное путешествие.
Поезд с новобранцами прибыл в Свердловскую область. Курс молодого бойца Борис проходил вместе с группой орчан, окончивших техникумы. Стояла холодная зима, январь. Кормили новобранцев плохо, после маминых обедов всем им еды не хватало. Утро начиналось с физзарядки, которая независимо от температуры окружающей среды, всегда проходила на улице, и всегда в одних гимнастерках, без бушлатов. День проходил в занятиях по изучению уставов армейской службы, строевой подготовке, физическим упражнениям, изучению автомата Калашникова. Вечером было около одного-полутора часов так называемого личного времени, когда можно было написать письмо домой, подшить подворотничок (это необходимо было делать ежедневно), привести в порядок форму одежды, в частности, надраить сапоги, и т. п. За грязный или небрежно подшитый подворотничок, плохо почищенные сапоги, можно было получить наряд вне очереди.
Наряд – это кроме воинских обязанностей, таких как караульная служба, всякая хозяйственная работа. В том числе: работа по уборке столовой, где нужно было с хозяйственным мыло драить полы, мыть грязную посуду после трех-четырех сотен солдат и огромные котлы для приготовления пищи, а также убирать туалеты, да не просто убирать, а драить двадцать-тридцать очков до блеска. Были и работы на территории, и разные другие работы. Наряд вне очереди можно было получить и за небрежно сложенную форменную одежду, которую нужно было аккуратно сложить на табурете возле кровати. Или за небрежно повешенные портянки, которые было необходимо аккуратно обмотать каждую вокруг голинища сапога. Или за беспорядок в прикроватной тумбочке.
Как правило, «раздачей» нарядов занимались старшие сержанты – заместители командира взвода (во взводе 30 человек) или сержанты – командиры отделений (в отделении 10 человек). Эти младшие командиры сами были солдатами срочной службы и находились с новобранцами круглосуточно. Командирами взводов были офицеры в звании лейтенанта или старшего лейтенанта. Они, как правило, такими воспитательными мероприятиями не занимались.
Перед отходом ко сну (или «отбоем», по-армейски) была вечерняя поверка, когда перед строем взводов в составе всего полка старший сержант – замкомвзвода выкрикивал по списку фамилию солдата и тот должен был громко кричать «я». По окончании поверки личного состава взвода замкомвзвода докладывал командиру взвода, сколько человек во взводе по списку, сколько в наличии, сколько в наряде, сколько в карауле, сколько в лазарете, и т. п. Командиры взводов докладывали эту информацию командирам рот (в каждой роте три взвода, т.е. 90 – 100 человек). Командиры рот (капитаны или майоры) докладывали эту информацию командиру батальона (в каждом батальоне по три роты, т.е. 300 человек). Командиры батальонов (капитаны или майоры) докладывали информацию командиру полка или его заместителю или дежурному по полку (подполковнику или полковнику). В полку, как правило, три батальона, а со всякими вспомогательными подразделениями примерно 1000 человек. В зависимости от рода войск и вида воинского подразделения эти цифры могли отличаться.
Перед отбоем была вечерняя прогулка, которая устраивалась независимо от погоды, и заключалась в маршировании колоннами повзводно по плацу или по территории военного городка, с пением хором военно-патриотических песен.