Книга обращена ко всем народам мира, но должен предупредить, что я русский и теория моя русская, как имеют национальную окраску большинство других известных теорий, за исключением, например, «Капитала» Карла Маркса или «Теории эволюции» Чарлза Дарвина, достаточно спорных достижений. Поэтому можно сказать, что это взгляд из России на наше всеобщее существование и сосуществование.
Тем не менее, я постарался быть максимально, как сейчас говорят, толерантным и объективным, пользовался только литературными выражениями и оперировал исключительно логическими умозаключениями, хотя предвижу, что кому-то мои выводы могут не понравиться.
Что ж, всем не угодишь…
С Богом!
Ваш А. Ча. гин.
1. Вселенная
Жизнь как жизнь.
И люди, как люди.
Каждый из нас живет своей, порой сложной, порой простой жизнью, особо не задумываясь о каких-то далеких глобальных процессах. Куда там, столько дел, забот, тревог. В суете сует невозможно оценить, что важно, а что можно отложить на потом. И с друзьями встречаешься как-то эпизодически. Обычно говоришь «прости, завертелся»…
Сосновый лес в Комарово еще остался. Да и внешний вид самого поселка, к счастью, мало изменился – скромные финские дачки, штакетные заборы и выщербленные проезды. Я давно здесь не был, и боялся что новые помпезные особняки, заполонившие все другие курортные уголки Карельского перешейка, и тут вытеснят старый образ жизни коренных жителей поселка.
Да, «на недельку, до второго, я уеду в Комарово» – это про здешние красоты. Этот шлягер, в свое время, скомкал образ творческой столицы СССР, о которой ранее говорили только с придыханием. А как иначе, ведь раньше здесь жили только выдающиеся поэты, писатели, композиторы, придавшие Комарово богемный статус.
Сегодня в Комарово живет поэт Владимир Шали, мой друг.
Не волнуйтесь, это не скучный рассказ из цикла «Жизнь замечательных людей», хотя судьба Владимира достойна и более серьезного исследования, чем эта маленькая повесть о натуральной жизни с легким налетом магии.
Как у доброго сказочника Евгения Шварца, который тоже бродил по этим дорожкам.
Володя позвонил мне, и пригласил приехать. У него вышла новая книжка, и он явно хотел похвастаться. И было чем, сегодня само книгоиздание дышит на ладан, а произведения даже гениальных поэтов и писателей, не пишущих детективы или хотя бы «фэнтези», выходят с большим скрипом. Я не ропщу, кое-что все-таки появляется и, дай Бог, будет появляться, но ничего не попишешь – рынок! Один сплошной базар. Сами знаете какая на базаре поэзия!
Короче говоря, вместе с Константином Леонидовичем, нашим третьим компаньоном задушевных бесед и споров, мы отправились в поход к Шали.
Были счастливые времена, когда я отправлялся в настоящий поход с тяжеленным рюкзаком по лесам и долам в направлении Зеленогорска на переполненной электричке, но сегодня мы путешествовали на комфортабельном автомобиле. Костя Балыбин по роду службы занимался прикладной политикой, и мы всю дорогу проговорили о нелегкой судьбе России и роли ритуальной демократии в жизни обывателя. Константин Леонидович недавно вернулся из Абхазии, где искусно охлаждал горячие головы и умело подогревал стремление этого благородного народа к спокойной жизни. Между прочим, Костя привез мне настоящую кавказскую аджику и мешок лимонов, которые, как он сказал, срывал с дерева сам. Таких ароматных лимонов и такой жгучей аджики я не едал никогда, это правда. Интересно, какими же окольными путями до наших магазинов доходят абхазские дары природы?
Само собой, наш поэт жил в знаменитом Доме творчества писателей, который оказался художественной композицией, состоящей из типичной финской дачи времен Маннергейма, дома в стиле бытового конструктивизма времен Каменского и здания из стекла и бетона «а-ля Нимейер», со свободным входом и выходом. Вот так, запросто, мы проникли в святая святых творческой кухни всей России. Эклектика ансамбля, по всей видимости, не мешала, а помогала творческим людям писать во всех жанрах, что нам и демонстрировал, прежде всего, Шали, из-под пера которого выходят философские труды, прозаические и исторические произведения и, конечно, стихи и поэмы.
А мы с Костей все это читаем, да нахваливаем.
На дворе великого Дома было пустынно, веселой гурьбы писателей не наблюдалось, Володя здесь жил один. Вообще один!
С прекращением выплат членам Союза писателей за здорово живешь, таланты, видимо, иссякли или занялись какими-то другими, не требующими никаких талантов делами. В общем, в пустых темных коридорах мы все-таки нашли Шали, обнялись, и наперебой, не слушая друг друга, стали обмениваться новостями. Жизнь в Доме Творчества вновь закипела!
Но что нам этот дом, даже с его богатыми литературными традициями и великими призраками, мы спустились по сосновой просеке к морю, и расположились в прибрежном ресторане на открытой площадке.
Красота!
Наше северное море – карикатура южных… волн. Но сейчас я понял, почему это место так тянуло писателей и поэтов – пиши шедевры вширь и вволю. Что, собственно, Володя Шали и делал.
Мы с Костей ознакомились с новыми книгами нашего поэта, попили кофе с изумительными пирожными (где они их тут делают?), поговорили за жизнь. Это «за жизнь», в разговоре с людьми, которых искренне уважаешь и которым доверяешь, может длиться бесконечно. Случалось?
Кончился кофе, съедены пирожные, а уходить не хотелось.
Вечерело, солнце, проследовав над заливом, коснулось сосен и окрасило верхушки дерев багровым отсветом. На берег опустились синие тени и дунул прохладный ветерок.
А наш разговор уносил нас все дальше и дальше…
Володя говорил о жрецах древнего Египта, Костя об исторических тайнах Петербурга. А я, от равномерного плеска волн и убаюкивающего шума сосен на ветру, впал в прострацию.
Да-да, я слушаю, Петербург, Египет, поэзия, проза…
Площадка ресторана постепенно заполнялась народом – время вечернего моциона у светской публики. Зажглись китайские фонарики по периметру, сразу замкнув пространство террасы и скрыв за полосой света море.
Гости уже заняли почти все столики и толпились у стойки. Но посетители все прибывали.
Зашел вальяжный Николай Черкасов в белом полотняном костюме, народный артист демонстративно раскланялся со всеми, и, заняв столик, тут же забасил со своими спутниками о чем-то возвышенном. А вот и Дмитрий Сергеевич с Даниилом Александровичем под локоток, тихо беседуя, проследовали к заливу.
Конечно, о чем могут говорить Лихачев с Граниным – о великой русской литературе и о ея бескорыстных служителях.
Среди посетителей мелькнул порывистый Шостакович, прошли мимо неразлучные братья Стругацкие. Я привстал и прижал руку к сердцу, мне благосклонно кивнули – мы были знакомы, когда-то я иллюстрировал их «Улитку на склоне».
Неожиданно я заметил Сережу Курехина, и обрадовался – одно время мы часто общались на почве джаза и рок-н-ролла, но теперь виделись редко.
– Давай к нам, – махнул я ему, – присоединяйся.
Он подсел, поздоровался с Костей и Володей, и спросил:
– Ну что, старики, в Феодосии бываете?
Мы с Володей заверили, что «да, завтра же рванем», ведь гора Тепе-Оба – это наша поэтическая вотчина! А Костя сказал, что лучше давайте на Кавказ, там пальмы! Естественно, разгорелся нешуточный спор. Но Сергей не дослушал, и, заметив Виктора Резникова, мгновенно исчез в толпе именитых дачников.
Володя вдруг встал и с кем-то раскланялся, я сидел спиной и скосил глаза – да, профиль, прописанный Модильяни, узнаешь всегда. Я было тоже хотел вскочить и выразить свое восхищение, но Ахматова уже прошла, скрывшись в густой тени вечера.