Граф моментально обрел трезвый вид и по-гусарски щелкнул каблуками.
Костя попробовал сфокусировать взгляд… Черноморцевых почему-то два?.. и они качались, словно на волнах… или это качался пол? Внезапно в поле зрения Кости попали две абсолютно одинаковые блондинки с планшетами в руках. Лисицын на миг оторопел… Но тут же понял, что две – это лучше, чем одна: и ему, и Димке хватит. Лисицын расплылся в умиленной улыбке и уточнил:
– Робик-Бобик, это твои помощницы? Или мы теперь работаем с манекенщицами?
– Это наш новый дизайнер Олеся Корсакова. Дима, встряхни Костю, чтобы в глазах не двоилось, – распорядился Роберт.
Костя сам встряхнул головой, потерял равновесие и схватился за Графа. Тот спокойно взял его за плечи, проводил до кресла… но садиться Лисицын не хотел, он сопротивлялся, цеплялся за край столешницы и активно приставал к Олесе:
– Девушка, у меня к Вам деловое предложение! Давайте, я подарю Вам поцелуй на гарантии… Если что-то пойдет не так, Вы вернете мне его обратно!
– Мы очень давно не виделись, вот и отметили… – оправдался перед Олесей Граф.
– Похоже, Ваш друг принял весь алкоголь на себя… – задумчиво сказала Олеся.
– Да! Я такой! Я всеегда готов подставить свое плечо! – приосанился Лисицын.
– Видимо, и свой бокал тоже… – продолжала размышлять вслух Олеся.
– Лесенька, на сегодня всё, моя хорошая. Завтра продолжим, – мягко намекнул ей Черноморцев.
– Как скажешь, шеф в этой конторе – ты, – одарила его улыбкой девушка, – Пока, парни! Пойду закусывать взгляд на Костю…
Когда дверь за ней закрылась, Роберт оценивающе взглянул на Графа и спросил:
– Тебя Правый готовил по методикам спецслужб, что ли?
– Пить и не пьянеть? Да, это первое, чему он меня научил, – спокойно кивнул тот.
– А в чем тогда прикол пить? – удивился Костя.
– Лисичкин, помолчи, – мягко заткнул его Граф, – Роберт, ты нас на совещание приглашал.
– А сам тут… с кисой совещался… – мечтательно протянул Костя.
– Киса должна превратить этот… туннель на тот свет в нормальный современный офис.
– Ты получил угрожающие послания? Я немножко создал видимость охоты за тобой некоей мафией, – похвастался Костя, – замутил сим-карту на имя одного бомжа. И с нее тебе угрозы писал.
– Ага, этот невнятный бред и был угрозами? А я думал, это первоклашки в коррекционной школе сотик осваивали… – поддразнил его Роберт.
Костя обиженно надулся.
– Кстати, мафия никогда не угрожает, – сказал Граф.
– Это ты про Дона Корлеоне начитался, – пробубнил Лисицын.
Димка пожал плечами.
– Ладно, парни. Предлагаю всем… на природу, – улыбнулся Черноморцев, – посовещаемся в тесном кругу.
– Нее, только не сегодня. Мне еще надо красоту наводить. Как-никак, сегодня предстоит знакомиться с кучей народа, – отказался Граф.
– Точно, – Роберт тоже вспомнил про приглашение Леси.
…Спустя час в роскошном номере «Тихой Лагуны» шло срочное перевоплощение беззаботного туриста в джентльмена и любителя выходов в приличное общество.
– Уточни формат мероприятия, я должен знать, какой костюм тебе готовить, – Альберт Романович начищал Димкины парадно-выходные туфли с таким серьезным видом, будто выполнял важное правительственное задание.
– Ага… Уточню… – Димка носился по номеру – искал свой айфон, – не сейчас, ладно?
Правый воззрился на Димку с немым укором.
– Альберт Романович, извините, не до того. Я должен сделать один очень важный звонок… – Димка нашел айфон и сел на журнальный столик, – надо отправить леди цветы… Да?
Правый слегка наклонил голову.
– Вам не нравится Юля? – огорчился Димка.
– Дмитрий Арсеньевич, Вам известно, как я мечтаю понянчить Ваших деток. Но ухаживать за замужней дамой это моветон, – высокопарно известил его так называемый дворецкий.
– Я не ухаживаю… То есть, ухаживаю… То есть, я не строю далеко идущих планов, она просто информатор, – оправдался Димка, начиная рыться в памяти телефона.
Правый мягко улыбнулся. Сколько бы лет ни прошло, для него Граф оставался его ребенком… и неважно, что в том нет ни капли его крови. Родитель – не кто зачал, а кто воспитал.
Миша Доноров всегда считался хорошим парнем.
Его высокоморальная натура не позволяла вести себя недостойно. К недостойному поведению относилось многое: бросать любимую, спать с чужой женой…
Сейчас Мише предстояло сделать нелегкий выбор: либо объявить обожаемой Ларисе, что всё изменилось, и их прямые теперь параллельны, либо пойти у нее на поводу и плюнуть на свои железобетонные правила.
Впервые за всю длительную работу следователем Миша проводил допрос обвиняемого, витая в облаках и ломая голову над своими личными проблемами.
– Вот я и говорю, ну, если кого сажать и надо, так это ее, ведьму! – эмоционально жаловался допрашиваемый, – ведь сколько лет уже маюсь! С другими начинал жить, с одной, с другой… Хорошие бабы, не чета этой… Ан нет, не могу забыть! Она меня выгоняет, а я опять к ней иду! А уж если пальцем поманит… Все и всех брошу – побегу! А она опять обманула! Пустила меня, все, говорит, Виталик, будем жить… А тут я с работы пришел, а у нее понимаете, там уже такая… поляна! Колбаса, селедка…
– Поляна? Пикник? – вынырнул из своих мучительных грез Миша.
– «Пикник»? Батончик? Да Вы что! Она шоколад не уважает! Шоколад, это, скорее, по моей части, – смущенно сознался обвиняемый, – поляну, говорю, накрыла… Селедку порезала, колбасу купила, пузырь поставила – ну ясно, мужика ждет! И точно! Явился! Васька-сосед! Меня чуть Кондратий не хватил!
– Так! Что за поворот, а Кондратьев там что делал?
– Да нее, Кондратьев – это не то, это ж наш участковый…
Миша вздохнул и попытался сосредоточиться.
– Виталий Валерьевич, давайте с самого начала. Что послужило мотивом убийства Василия Ерохина?
– Так я Вам уже полчаса говорю! Он с моей Катькой сойтись хотел, гад! Только я тоже не пальцем деланный, не соплями склеенный! Я его топориком и угостил… Не острием, запишите, пожалуйста, а обухом, это непременно зафиксируйте! Легонечко так: тюк! Не хрясь-хрясь! А нежненько: тюк! Хотел бы убить – я бы его острой частью приложил! А я просто пугал, чтобы он забыл, как к Катьке ходить!
– Напугали до смерти, надо заметить. Открытая черепно-мозговая травма у человека.
– Да откуда у Васьки мозг… Я не это хотел сказать. Какой он, к черту, мужик, ежели от одного удара умер? Вот меня! – допрашиваемый приосанился, – бывшая моя! Настоящим ломом отх… а! И ничего! В больничке полежал, и как новый! До сих пор перед ней стыдно…
– Зачем ломом-то? Почему стыдно? – до этого Мише сердечные метания подследственного казались вполне понятными.
– Да я ей жениться обещал, а сам опять к этой б…и Катьке побёг, – стыдливо пояснил Настоящий Крепкий Мужик, не оцененный легкомысленной Катькой, – а Машенька – ох, девка! Огонь! А как люби-и-ила меня! Она лом взяла и ка-а-а-ак…
Миша вздохнул и стал писать: «Мотивом нанесения удара Ерохину В. В. стала ревность к моей сожительнице Мальцевой Екатерине Тимофеевне. Умысла на убийство я не имел, в связи с чем нанес удар не лезвием, а обухом топора…»
– И что потом было? Когда Вы Ерохина ударили?
Допрашиваемый неохотно отвлекся от приятных воспоминаний о сцене ревности, устроенной любящей Машенькой.
– Так известное дело… Я только пришел домой, стал робу снимать, а тут… этот! В белых брючках чешет! Я в труселях вышел, а там топор стоял… в сенках… Я ему и тюкнул… Вместо здрасте… И п…ц! Он сразу кувыркнулся и кверху тапками… И кровища так и е… шит, так и е… шит! А Катька как заблажит! А я говорю: «Че орешь, дура, из-за тебя же! Хана мужику… И мне теперь… хана!»
Миша бойко записывал: «Я нанес удар однократно, после чего Ерохин В. В. упал на пол…»
– Вы поняли, что он мертв?
– Я не знаю, но как-то сразу подумал: убил, поди! Испугался… Топор бросил, а сам шляпу натянул и в окошко съе… ся.
Миша с сомнением покосился на него.
– А шляпу зачем?
– А я всегда по улице в шляпе… Как Боярский, тысяча чертей!
Миша подумал, что свидетель так и рассказывал: «Иду домой, и вдруг! Из окна местной гетеры! Мужик в трусах и шляпе выпрыгнул!»