Следующая картинка: Одджит стоит перед троном царя.
– Завтра будет бой, – говорит Ахом. – Если мы победим, мне достанутся земли Северной Кадии, тебе – личный дворец, рабы и десять мер золота. Наколдуй какую-нибудь болезнь для войска Кэнти Лучезарного, а мою армию сделай неуязвимой.
– Слушаюсь, – Одджит кланяется, выходит из тронного зала. Потирает руки в предвкушении скорого богатства, шепчет себе под нос: – Вот это да! Никто из нашего клана своих дворцов ещё не имел. А у меня дворец будет! И куча рабов! Вот это будет жизнь…
«Жизнь» ещё не началась, а Одджит уже представляла себя чуть ли не царицей, купающейся в золоте и в бриллиантах. Улыбка не сходила с её лица, когда она пила вино в уличной забегаловке. Та же улыбка не сходила с её лица, когда она всю ночь развлекалась с молодыми стражниками. Какой там бой? Всё потом…
Утром она проснулась опухшей, с головной болью. В глазах всё двоилось, её покачивало.
«Как мне это состояние знакомо! – думал Андрей, с сочувствием глядя на неё сквозь время и расстояние. – Жизнь идёт, но ничего не меняется!»
Выпив бокал мутной жидкости, Одджит почувствовала себя гораздо лучше. Она присела за столик, открыла перед собой толстенную книгу. В тот момент Светлов не сомневался, что это и есть та самая «Книга Знаний». Он даже не знал это – чувствовал.
Что-то пробубнив себе под нос, закрывая одной рукой левый глаз – видимо, для того, чтобы буквы в глазах не двоились, – Одджит достала из потайного шкафа, вмурованного в стену, банку с какими-то засушенными насекомыми, которые были похожи и на мух, и на пчел, только даже высушенными они были больше любой мухи или пчелы. Когда она открыла банку и, держа над ней руку, прошептала заклинание, насекомые вдруг стали оживать. Они вылезали из банки и, расправив большие крылья, с громким жужжанием вылетали в распахнутое окно. Их оказалось не просто много, а очень много. Тёмный поток насекомых вылетал из банки минут пять, пока не иссяк. Когда последняя муха – или как там её – вылетела наружу, Одджит с довольным видом закрыла окно, извлекла из сундучка, стоящего у ножек столика, стеклянный шар и, держа перед ним руки, словно грея их в светло голубых лучах, стала пристально вглядываться в шар.
Всё, что показал магический шар, Андрей видел глазами Одджит. А видел он две большие армии, стоящие друг напротив друга, которые разделял поросший травой пустырь. Большинство воинов были в темных доспехах, со щитами, с мечами, копьями. Но это были именно простые воины, которых правильнее назвать пушечным мясом. Воины покруче, более высокого ранга, были в золотистых доспехах. А в руках они держали нечто похожее на ружья с толстыми стволами.
Воины попроще восседали на больших ящерах, вымерших миллионы лет назад. Крутые же вояки летали над ними на антигравитационных платформах, и отдавали команды, которые, усиленные динамиками, разносились по пустырю и с той, и с другой стороны:
– Стоим! Держим строй!
– Без приказа царя не атакуем!
Кроме воинов, Андрей заметил и с той, и с другой стороны пушки, танки и нечто похожее на дроны.
Всё-таки много-много лет назад была довольно развитая цивилизация.
Ахом, облетая на большой скорости войска, прокашлялся и поднял вверх руку. Сейчас он гаркнет в микрофон, и начнется…
Светлов с замиранием сердца затаил дыхание. Сейчас он увидит настоящий бой, а не мультик, сделанный на компьютере. Сейчас-сейчас…
Как только Андрей вспомнил про насекомых: мухоподобных пчел или пчелоподобных мух – воины вдруг стали кричать, хлопая себя по различным частям тела руками. Их стройные ряды мигом превратились из армии в нечто неорганизованное. Кто-то побежал назад: туда, где свысока за армией наблюдали царь и его свита. Но только хаос начался не в войсках Кэнти Лучезарного, а в рядах тарингийцев. Но должно было быть всё наоборот!
– Жопа кендария! Сухая дырка в промежности старухи! – послышались ругательства Одджит. – Я стороны света перепутала. Вот дура-то!.. И что теперь делать? Ой, мамочки!.. Дырка в промежности старухи, пьяная тупая дырка! Царь в эту дырку раскаленный металл зальет…
Пока в войсках царя Ахома твори лось нечто невообразимое, воины на противоположной стороне смотрели на это безобразие через приборы, похожие на бинокли и недоуменно переглядывались.
Тарингирийские воины с душераздирающими криками падали на землю. Их тела покрывались язвами, из которых сочился гной. Их глазные яблоки лопались, а из-под доспехов сочилась кровь. Они срывали с себя латы, шлемы, корчась в предсмертной агонии. Их головы раздувались до огромных размеров, а когда воины срывали с себя шлемы, головы разлетались в разные стороны, словно кто-то невидимый приставлял к ним дробовик и нажимал на спусковой крючок.
Кругом кровь, мозги, гной. Вонь стоит невыносимая, Светлов её чувствует, близок к тому, чтобы блевануть. Тела быстро разлагаются, над ними кружат проклятые насекомые, каждое из которых не уступает в размерах мадагаскарскому таракану.
Над всем этим хаосом летает на антигравитационной платформе царь Ахом. Он кричит что-то в микрофон, но его голос тонет в предсмертных криках его воинов и лязге металла. Царь понимает: что-то пошло не по плану, но ничего не может исправить. Из его груди вырывается крик. Это крик отчаяния, но его не слышно. И, кажется, что Ахом ловит ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. В какой-то момент царь сгибается пополам и начинает в бешенстве молотить кулаками по панели управления «антиграва». Платформа тут же начинает дергаться из стороны в сторону, Ахом теряет равновесие и падает вниз. Он летит прямо на однородную массу бьющихся в конвульсиях тел – то, что осталось от некогда могущественной армии. Его армии.
Одджит всё это видит. Её грудь часто вздымается, глаза расширены от страха, рот перекосило в страшной гримасе. Длится это недолго – не больше минуты. В какой-то момент чародейка начинает, как ошпаренная, носиться по своим покоям, укладывая в сундук всё самое ценное – ювелирные украшения, деньги в мешочках, предметы из золота. Этого добра оказалось так много, что крышка сундука не закрывалась. Одджит даже садилась на неё своим задом, сильно разросшимся за время работы придворным чародеем, но это не помогло.
– Что же делать? – растерянно чародейка смотрит по сторонам.
В это время в покои входит рабыня с подносом в руках. На подносе стоят бокал, графин с красным вином и тарелка с диковинными фруктами, которых Светлов даже на картинках в книжках не видел. Видно, что рабыня совсем другого рода-племени. Она гораздо ниже ростом, чем Одджит, смуглая, горбоносая.
– Будете есть-пить? – спрашивает рабыня.
– Оставь поднос и иди отсюда! – грубо отмахивается от неё придворная чародейка.
– Я слышала, что Кэнти Лучезарный разбил армию нашего царя, – ставя поднос на пуфик, с наигранной печалью в голосе проговорила рабыня. В глазах её при этом поблескивали искорки радости. – Враги на подходе к городу. Вам бы спрятаться или уйти по тоннелю…
«Сейчас кому-то глаз на жопу натянут, но этим кем-то буду не я», – говорил взгляд рабыни.
– Успею.
Пожав плечами, рабыня направилась к выходу из покоев, когда она уже положила руку на массивную дверную ручку, чародейка её окликнула:
– Мазика!
Рабыня замерла, обернувшись в пол-оборота. На лице появилось удивление. Видать, госпожа никогда её не называла по имени.
– Чем-то могу ещё быть полезной?
– Ты хочешь, чтобы твой сын поправился?
Смуглая рука соскользнула с дверной ручки. Рабыня мигом переменилась в лице, ссутулилась. Мелкими шажками подойдя к Одджит, опустилась на колени.
– Откуда вы знаете про моего сына?
– Некогда мне вдаваться в такие подробности. Так ты хочешь, чтобы он поправился?